— Действуй!
Когда Оля уже лежала в постели, к ней тихонько постучали.
Вошла комендантша, потопталась у порога и протянула две папиросы.
— Возьми завтра с собой. Пригодится.
Утром Ольга убедилась, что папиросы набиты травой. А в одной была еще и вложена записка с цифрами.
«Вот гадость! И что мне делать? Порвать? А вдруг это и есть записка? Оставлю — скажут, что шпионка. Что делать?»
Оля приняла единственно верное решение: высыпала содержимое папирос в горшок с цветком, туда же зарыла и записку. А две настоящие папиросы украла у сторожа, пока он, сняв полушубок, пил чай под лестницей.
— Вот записка, Оля. Ты готова? Вперед, — скомандовал куратор после завтрака.
И Оля побрела к шоссе, потому что поняла: на станции ее будут ждать.
До города ее подвез на грузовике какой-то паренек. На автобусе добралась до центра. Немного поколесила и подошла к заветному дому. Все окна были плотно зашторены.
Только через час картина изменилась и окна приняли «правильный» вид.
Оля решилась. Она медленно поднималась по бревенчатым ступеням — в народе их называли «сломай ногу». Каждый шаг давался с трудом.
Дверь ей открыл Олег Михайлович, тот самый, что вместе с немкой устроил ей первый экзамен.
— Вам случайно не принесли мою почту? — весело спросила Оля.
— Ты чего, Оль? Какая почти? Заходи. Чаю попьем.
— Простите. Значит, почтальон ошибся. Мне сказали, что мои газеты по ошибке вам отнесли.
— Ладно, Оля. Молодец. Давай записку.
— Простите, гражданин, я вас не понимаю.
И Оля опрометью бросилась к лестнице, буквально скатилась с нее. На улице, стараясь не бежать, шла не оглядываясь до трамвайной остановки, где стояли люди.
«Там точно не тронут, — думала она, но, увидев черную легковушку у обочины, испугалась и зашла в магазин. — Так. Два выхода. Примерю туфли…»
Когда в магазин зашли двое мужчин, Оля уже стояла у зеркала.
«Это за мной. Что делать? Так, записку надо съесть. Она огромная. Что делать?»
Оля облизала ладошку и, развернув бумагу, провела по ней. Ладонь окрасилась фиолетовыми чернилами, текст был испорчен.
Потом она вышла из магазина и в последнюю минуту влетела в трамвай, где немного перевела дух. Вышла через две остановки и пошла пешком на вокзал.
«Отстали, — подумала Оля, дожидаясь электрички. — Выйду заранее, пойду пешком. Или проеду лишнюю. Еще не знаю. Aller Anfang ist schwer»[5].
Она плутала по железной дороге до сумерек. И только надвигающаяся темнота заставила ее пойти на базу.
— Докладывай, — коротко приказал куратор.
— Задание не выполнила. Записку уничтожила.
— Обыщите ее, — приказал куратор комендантше и отвернулся.
— Снимай платье, лифчик. Где папиросы?
— Какие? — делано удивилась Оля. — Те, что вы мне вчера дали? Съела вместе с запиской, что в них была.
— Хорошо. Достаточно.
Куратор рассмеялся.
— Почему не доложила, что нашла в папиросах шифровку? Почему, вообще, не рассказала о том, что тебе что-то дали?
— Думала, что это часть вашего плана.
И Оля начала подробный рассказ. У нее уже слипались глаза, но куратор все спрашивал и спрашивал. Оля не говорила главного — в явочной квартире она встретила Олега Михайловича.
— Ладно. Иди спать.
И она покорно побрела к себе.
— Олечка, я вам чаю заварила. Попейте. До утра далеко. И не обижайтесь на меня. Мне приказали — я выполнила. Служба такая, — комендантша говорила сладким голосом.
— Я понимаю. Конечно. Спасибо за чай, — прошептала Оля, сжимая от ярости кулаки. — Пойду душ приму. Пусть пока чуть остынет.
После душа Оля вылила чай в цветок и легла спать.
— Лучше поголодать, чем из твоих поганых рук что-то принять, — шептала она в темноту.
Сон слетел с нее — возбуждение было слишком велико. Через какое-то время дверь в ее комнату открылась.
— Спит она, не волнуйтесь. Все до капли выпила.
Это был голос комендантши.
— Хорошо. Ищи записку.
Это был куратор.
«Отлично! — подумала Оля. — Усыпили, как собаку, а теперь ищут эту бумажку. Не найдете. Не позволю!»
Она включила настольную лампу и громко сказала, почти крикнула:
— Achtung![6] В доме воры! Марш отсюда. И без стука не входить!
Куратор рассмеялся.
— А ты умнее, чем кажешься, детка. Спи. Пойдем, Маша. Угостишь меня чаем. Нам здесь не рады.
«Маша… — подумала Оля, — у нее, оказывается, есть имя».
Проснулась она только к обеду, и ее снова вызвали к куратору.