А ещё есть я, - подумал он. - Единственный человек, которого ВВС хотят сделать счастливее всех остальных.
Он наблюдал, как покачивается её идеальная грудь, пока она продолжала вытираться полотенцем. Быстрый взгляд на мягкую соломенную поверхность её лобка чуть не сбил его с толку. Но он устал использовать людей, так же как он устал от того, что его часто использовали. Или это, или...
Может, я просто старею.
- Снимай штаны, - проговорила она сквозь знойную ухмылку. - Я подниму тебе настроение.
- Нет, правда. Слишком много мыслей крутится в голове, понимаешь?
Она стояла прямо, ошеломлённая.
- Ну... я впервые принимаю душ у клиента до того, как испачкаться в грязи.
- Я думал, тебе понравятся раскопки, - пошутил Фэррингтон. - Сколько ванных комнат ты видела с натуральной мраморной плиткой и золотой фурнитурой?
- Не много, - сказала она.
Однако очевидно, что она была оскорблена. Она начала надевать одежду прямо перед ним, поджав губы.
Почему это должно волновать его? Тем не менее Фэррингтон встал, подошёл к серебряной тележке и налил ей бoкал "Epernon" из обсидиановой чёрной бутылки со льдом.
- Они всегда приносят мне эти изысканные вина, когда у меня, э-э-э... гости, - сказал он и передал ей бокал.
Некоторое время она смотрела на его руки, затем взяла его.
- А ты не будешь?
- Нет, - сказал он. - Я не пью. Я бросил пить в 1975 году, когда Зиап[1] взял Сайгон. К тому времени я выпил достаточно, чтобы заправить бензоколонку.
- Боже, это замечательно, - прокомментировала она, потягивая. Затем она взяла бутылку. - Господи, оно было разлито в 1914 году!
- Тебе оно нравится?
- Ну да, но...
Фэррингтон снова запихнул в него пробку, положил в пакет.
- Возьми его. Угости друзей.
- Ну, что ж, спасибо, - она была ошарашена - на всю ночь.
Фэррингтон предположил, что начальники уже заплатили ей за это тысячу долларов. Это были обычные деньги.
- Но мне очень жаль, - сказал он, - об остальном. Спасибо, что зашла.
Женщина выглядела сбитой с толку из-за взъерошенных каштановых волос.
- Они заплатили мне, чтобы я осталась до утра.
- Что ж, сегодня твоя счастливая ночь. Ты рано уезжаешь.
Она моргнула, в её глазах появилось непонимание.
- Есть что-то...
- С тобой всё в порядке, - сказал он. - Просто у меня сегодня месячные.
Она не рассмеялась.
- Сержант попросит водителя отвезти тебя домой, - сказал Фэррингтон.
Она пожала плечами.
- Это твои деньги.
Не совсем, это налогоплательщиков.
- Я рад, что тебе понравилось вино. Но позволь мне кое-что спросить, - челюсть Фэррингтона заскрипела. Он посмотрел на неё, затем поднял свои руки в странных рукавицах. - Разве ты не собираешься спросить... об этом?
- Они сказали мне ничего не спрашивать.
Конечно. О чём он думал?
- Спокойной ночи... и береги себя.
Он проводил её и запер за ней богато украшенные двойные двери.
Правильно, милая. Сегодня твоя счастливая ночь... а завтра - мой счастливый день.
Он смотрел в зеркало над комодом "Hepplewhite"[2]. Мелькнуло изображение, и он увидел себя на десять лет моложе: держит решётку-гриль во внутреннем дворике своего дома на Оксен-Хилл. Его улыбающаяся жена приносит тарелку картофельного салата к столу для пикника. Его идеальная маленькая дочка играет в песочнице.
Затем образ растворился в дымке и появилось резкое лицо, смотрящее на него.
Странные чёрные рукавицы коснулись медных ручек комода. Он выдвинул ящик, источающий кедровый запах старого дерева. Фотография его жены в рамке, как всегда, оставалась перевёрнутой. Он не мог смотреть на неё, но и не мог выбросить. Однако рядом с этой фотографией лицевой стороной вверх лежала другая, 70-х годов: майор Фэррингтон в лётном костюме стоит на трапе своего "Harrier V8B". Он был удивлён, что они позволили ему оставить её себе; любая его фотография была засекречена.
Его лицо было засекречено. Все файлы его существования были официально удалены.
Я удалён, - подумал он.
- Командный дух, - прошептал он себе. - Разве это не великий подвиг?
Он уставился на оставшееся содержимое ящика - безделушки. Медаль «Пурпурное сердце», три медали «Серебряная звезда», крест «За выдающиеся заслуги», почётная медаль Конгресса, которую Джимми Картер повесил ему на шею.