— Как дела, Максим? Как на работе?
— Спасибо, Татьяна Федоровна. Все хорошо.
"Заебись! Заебись у меня дела! Ещё бы выключила стерву и вообще ништяк станет! Только хер там плавал — бритва все быстрее летает между пальцев, а я слежу за мелькающим лезвием, как приколоченный, и, сука, лишний вздох сделать ссусь. Полоснет ведь по горлышку и вспоминай, как звали. Пиздец. Подарил боженька тещу. У Филыча Риткины предки — ангелы просто, а у меня — всадник апокалипсиса с бритвой в руке. Марки лучше бы коллекционировала или крючком вязала!"
— Хорошая бритва.
— Спасибо, Татьяна Федоровна… в смысле, я рад, что вам понравилась.
— Любишь пельмени?
— Очень.
Клац. Резкий звук закрывшегося лезвия и все та же улыбочка садистки, когда меня чуть не подбрасывает на стуле.
"Сука! Блядь! Да убери ты ее уже куда-нибудь!"
— Боишься?
— Опасаюсь, Татьяна Федоровна.
— Правильно делаешь, Максим. Мужчина не должен бояться.
"Ага. Ты бы сейчас на себя со стороны посмотрела. В штаны наложишь, если ночью приснишься. Еля! Еля!!!"
Выдыхаю с облегчением, услышав за спиной приближающиеся шаги — при дочери Федоровна хоть немного держит себя в руках и все же откладывает подарок в сторону довольная, как хрен знает кто.
— Мам, а ты чего такая странная? — Еля опускается на стул, кладет ладонь на мое дергающееся бедро и ее голос начинает звенеть. — Мама! Опять!? Сколько можно?
— Мне нравится, как Максим держится.
Охренеть! Ей видишь ли нравится, как Максим держится, а то что Максим уже и завещание написал, и в гробик прилёг, и даже земелькой себя присыпать начал, так — хрень. Развлекалочка у нее такая своеобразная — седые волосы на моей башке генерировать. За пять минут, пока Еля в туалет ходила, жути нагнала по самое горлышко, и сидит счастливая.
— Антонина! — рявкает похлеще тепловозного гудка, а я уже сомневаюсь, что переживу ещё пару таких походов в гости.
И ведь знаю, что ничего плохого не сделал, а каждый раз очко на минус сводит, стоит переступить порог ее дома. Не теща, а ведьма какая-то. Любительница опасных бритв, блин! Ещё и кухарку себе под стать выбрала. Та ещё мегера с суповником. Шкандыбает с таким видом будто у самой королевы Елизаветы работает, а не у Сатаны Федоровны.
Будь моя воля, вообще бы в эти гости не ездил, но Еле нравится обедать в воскресенье у мамы, и я еду, всю дорогу уговаривая себя, что раз в неделю — далеко не худший вариант, мысленно настраиваюсь, обещая себе бонус — целых шесть дней спокойствия, и практически сразу мечтаю свалить. В детстве стоматолога так не боялся, как любимую тещеньку, а ей видимо в кайф надо мной глумиться. Вот и сейчас отправила Мегеру обратно и сама взялась половником орудовать, накладывая мне пельмени. Типа заботу проявляет.
— Максим, тебе с водичкой или без?
— Если можно, Татьяна Федоровна.
— А почему нельзя? Конечно можно. Воды не жалко.
— Мама!!! Ты куда ему столько валишь?
— Мужчина должен много есть.
В душе не представляю куда в меня влезет та гора пельменей, которую мне наложили щедрой рукой, но, бля буду, сожру, чтобы хоть здесь отколупалась. Если не придумает ещё чего-нибудь.
— Сметану бери, Максим.
— Спасибо, Татьяна Федоровна.
Одно радует — пельмени я действительно люблю, а у Федоровны они реально прикольные. Небольшие, с кислинкой непонятной, но от этого не менее вкусные. Одно смущает, что тещенька больше смотрит, чем ест. Травануть что ли решила, а кислинка эта — яд какой-нибудь? От этой мысли пельмень встал поперек горла, и я чуть ли не силой протолкнул его вниз по пищеводу.
— Антонина добавляет в мясо квашеную капусту, — усмехнувшись, развеяла мои опасения теща. — Ешь, не бойся.
— Спасибо, Татьяна Федоровна, — просипел я, мысленно перекрестившись. Точно ведьма, если мысли читает.
— М-да… Тяжело нам с тобой будет, Максим, — выждав несколько минут, произнесла Федоровна, поднимая ладонь, чтобы Еля не влезла.
— Почему, Татьяна Федоровна?
— Юлить я не люблю и характер у меня тяжёлый. Может потому и мужа не было, что с рохлей жить — одно наказание, а того, кому доверять можно, не встретила.
— Так не все же рохли, Татьяна Федоровна, — с опаской произнес я.
— Может и не все, — кивнула она, насаживая пельменину на вилку. Покрутила его и отправила в рот со странной улыбкой. — Как пельмешки? Нравятся?