— Здесь до понедельника побудет. Там посмотрим.
— Сколько должен? — тянется к своему плащу, трет глаза и, зевая, ищет кошелек по карманам.
— Макс, — перехватываю его руку и отрицательно мотаю головой. — Не надо.
— Чё это вдруг? Мне подачки не нужны. За кота что ли не расплачусь?
— Макс, хватит! Убери деньги и скажи, когда ты спал в последний раз?
— А? Это… Вчера. Ну то есть ночью сегодня.
— Да? Ты глаза свои видел? Ты себя когда последний раз в зеркале видел? Зачем так над собой издеваешься?
— Я? Да иди ты на хер! Чё, думаешь из-за тебя что ли? Ага! Как же. У Фила концерт просто… Да че ты лезешь? Борю своего спрашивай! Я тебе кто, чтобы отвечать? Если бы не кошка эта, хер бы приехал! Я не виноват, что твоя клиника дольше всех работает, — подскакивает на ноги, качаясь и ловя равновесие.
— Кот, — поправляю и взглядом показываю, чтобы сел обратно пока не грохнулся. Достаю мобильный и ладонью затыкаю Максу рот. — Боря, привет. У меня экстренная операция. Да. Представь себе, не могу на ночную оставить. На моей смене привезли. Нет, не знаю. Приеду, как освобожусь. Все, мне некогда, — жму кнопку отбоя и выдыхаю перед тем как произнести. — Даже не пробуй отказываться. Тебе нельзя за руль в таком состоянии. Я сказала, нет! — запечатываю протестующее мычание и заставляю посмотреть мне в глаза. — Когда в последний раз нормально спал?
— Вчера, — морщится от полученной пощёчины и смотрит волком, стискивая зубы.
— Ещё раз спрашиваю. Когда нормально спал?
— Я сказал, что вчера. Уй!
— Я тебе челюсть сломать должна, чтобы ты мне ответил? — злости не хватает на эту ненужную браваду, и я со всей дури давлю ему на нервный узел над коленкой. — Ну!
— Вчера! Уй, бля-а-а!
— Ещё варианты! Только честные!
— Хватит! Не помню я! Не помню!
— А ел когда?
— Отпусти! У-у-у! Еля, не помню я! Я на кофе, мне некогда было!
— Идиот! — разжав пальцы, протягиваю ладонь. — Ключи от машины отдай!
— В кармане они, садистка! Ты мне ногу оторвать решила?
— Я тебе яйца оторву, если надо будет! — забираю ключи и поднимаюсь на ноги. — Сидеть здесь и ждать!
— Да пошла ты! Уй! Еля-а-а! Да понял я, понял! Фашистка! — закрыв ладонями коленки, перехватывает мой взгляд, направленный на локоть и судорожно дергается, пряча его подальше. — Маньячка! Блядь, лучше бы не приезжал.
— Только рыпнись.
— Да сижу я! Сижу! Мать твою, я ног не чувствую… ты, вообще, капец маньячка! Разве так можно? Уйди! Я все и так уже понял! — вскрикивает, поджимая ноги, увидев мой шаг обратно к дивану, а я, кивнув, быстро иду в раздевалку.
Зайдя в квартиру Клейстера первой, прямой наводкой иду на кухню и даже не удивляюсь пустому холодильнику. На полках из продуктов лишь пара заплесневелых пластинок сыра на блюдечке и каким-то боком затесавшаяся сюда пустая кастрюлька с коцнутой эмалью на крышке. В морозилке немногим лучше: пачка пельменей и две бутылки водки. В шкафчиках над плитой из съедобного нахожу пакет фиников и засахарившиеся остатки сгущенки. Зато растворимого кофе насчитываю семь банок в одном и десять в другом. Ни сахара, ни макаронов, ни круп. С таким рационом раньше окажешься в больнице, чем организуешь тот же концерт, о чем со злостью шиплю Максу, ставя кастрюлю с водой на огонь.
— Я в баре ем, — огрызается в ответ и тут же затыкается, увидев мой более чем красноречивый взгляд. — Ну, когда успеваю.
— Вот в этом почему-то не сомневаюсь. Соль у тебя где?
— Не помню. Вроде была в нижнем шкафу.
— Господи, ты вообще чем думаешь? Не успел, не помню… — рычу, переворачивая нижние шкафчики в поисках соли, и, обнаружив слежавшуюся до состояния кирпича пачку, обречённо вздыхаю. — Макс, ну нельзя так. Кому хуже делаешь? Что сложного купить себе продукты? Хотя бы банальные макароны с тушёнкой. Приготовить — пять минут, но все лучше, чем голодом себя морить. Не успевает он. Детские отмазки. Молчишь? Правильно. Молчи и слушай. А лучше думать начни о себе. Сейчас желудок испоганишь, и что потом? А я тебе скажу. Будешь до конца жизни на таблетках сидеть и к гастроэнтерологу ходить. Оно тебе надо? Что молчишь?
Поворачиваюсь и весь настрой устроить промывку мозгов разбивается в дребезги. Притулившись на табуретке, Максим клюет носом, медленно заваливаясь на стол.
— Чудо ты глупое. Ну зачем так себя насилуешь?
В комнате кое-как справляюсь с диваном, заедающим на любую попытку его раскрыть, переворачиваю шкафы в поисках постельного белья и подушки с одеялом — все лежит в разных местах и вряд ли используется на постоянной основе. Вздыхаю на аквариум, в котором вместо рыбок выставлена плотной стеной коллекция разношерстного алкоголя и стопок, составленных вверх донышками домиком. Иду на кухню, выключаю газ и бог знает с какой попытки все же умудряюсь разбудить Максима и переместить его в постель. Он вырубается на ходу, что-то невнятно бурчит, когда я раздеваю его, и проваливается в сон раньше, чем голова коснулась подушки.