— Они его поднимают наверх, — прокричал Веллард в ответ. — Умудохались ребята.
— А девочки?
Веллард покачал головой. Лицо каменное.
— Нет. Обшарили каждый сантиметр. На барже и в туннеле. Ситуация там критическая, надо поскорей выводить команду.
— А что Проди? Он что-нибудь сказал?
— Обещал сказать наверху. Вам лично.
— Думаете, ему можно верить или он просто тянет резину?
— Не знаю.
Кэффри втянул воздух через стиснутые зубы. Прижал ладони к животу, чтобы успокоить разрастающийся страх. Он смотрел на шахту. На скрипучий подъемник. Идущие от треноги канаты раздирали кусты, торчавшие из стен, врезались в мягкую почву вокруг отверстия.
— Тащи, — раздался голос из громкоговорителя. — Тащи.
В пятидесяти метрах отсюда, за деревьями, парамедики загружали Фли в вертолет. Винты крутились все быстрее, и лес снова загудел от рева моторов. Команда второго вертолета направлялась к шахте. Двое мужчин-парамедиков и женщина, которую, если бы не логотип «врач» на спине ее зеленого комбинезона, можно было бы принять за стриптизершу, которую доконали танцы на шесте. Курносая дурнушка с выбеленными волосами, с лопнувшими кровеносными сосудами на носу и хмурым взглядом. Она шагала как центрфорвард — мощный торс, ноги слегка расставлены, как будто ляжки не позволяли им соединиться. Он подошел к ней вплотную.
— Инспектор Кэффри, — пробормотал Кэффри, протягивая ей руку.
— Что вы говорите. — Она его проигнорировала, даже не взглянула. Положив руки на бедра, она заглянула в шахту, откуда показалась первая желтая каска, рывками поднимающаяся из темноты.
— Я должен поговорить с раненым.
— И не надейтесь. Как только его вытащат из этой дыры, мы его погрузим в брюхо вон той птицы, на поляне. При таких повреждениях мы не сможем оказать ему помощь в полевых условиях.
— Вы знаете, кто он?
— Не имеет значения.
— Еще как имеет. Он знает, где находятся пропавшие девочки. И он мне об этом расскажет, прежде чем вы погрузите его в вертолет.
— Каждая минута промедления приближает его смерть. Это я вам гарантирую.
— Он еще дышит.
Она кивнула.
— Я слышу. Дыхание учащенное. Иными словами, он потерял столько крови, что нам бы только довезти его до госпиталя. Как только раненого доставят на поверхность, мы его прямиком транспортируем в вертушку.
— Тогда я лечу с вами.
Она пристально на него посмотрела. Потом улыбнулась. Во взгляде сквозило что-то вроде сочувствия.
— Давайте сначала поглядим, в каком он состоянии, ладно? — Она повернулась к спасателям. — Как только его вытащат, для всех боеготовность номер один. План такой. Вы, — она показала на двоих, — берете носилки спереди, а вы сзади. Я дам команду «приготовились», а затем «подняли». И сразу побежали к вертолету. Ясно?
Все молча кивнули и с сомнением глянули в шахту. По поляне разнесся скрип подъемного устройства. Кэффри крикнул оэмпэшнику, снимавшему всю операцию на видео:
— Эта штука записывает звук?
Офицер поднял большой палец, не отрываясь от монитора.
— Вы побежите со мной к вертолету. Держитесь к носилкам максимально близко — я должен слышать каждый его писк, каждый пук. Не бойтесь отдавить ноги этим сукиным детям.
— Доверьтесь профессионалам, и вы только выиграете, — прокричала докторша.
Теперь уже Кэффри ее проигнорировал. Он занял позицию поближе к шахте. Канаты, наматываясь на треногу, скрипели. Пикал кардиомонитор, дыхание Проди становилось все громче. Показалась первая голова. Ухватившись за протянутую руку, спасатель выкарабкался наружу, и они уже вдвоем помогали вытягивать носилки. У Кэффри взмокли ладони. Вытер их о бронежилет.
— Тащи.
Верхняя часть носилок зависла над поверхностью.
— У него тахикардия. — Парамедик, весь в грязи и крови, вылезал из шахты с капельницей в руке, на ходу давая доктору пояснения. — Пульс сто двадцать, частота дыхания — двадцать восемь — тридцать, показания оксиметра в начале подъема, четыре минуты назад, упали до нуля. Обезболивающего я давать не стал, не то состояние, зато вкатил ему пятьсот миллиграммов кристаллоида.
Подъемная команда выбрала канаты; последний рывок — и нижняя часть носилок легла на твердую холодную землю; несколько камней, скакнув в шахту с грохотом, который умножило эхо, провалились в черную бездну. Глаза у Проди были закрыты. Его синюшное, цианотичное лицо, зажатое наложенной на шею шиной, — так защитная маска боксера сминает кожу вокруг носа, — ничего не выражало. Он был весь покрыт грязью и засохшей кровью. Его нейлоновая куртка расплавилась во время взрыва и сожгла длинные полоски кожи на шее и руках. Под одеялом из керамического волокна все было мокрым от темной крови.