— Умнее?
— Да. Он насмехается над всеми вами, полагающими, что вам удастся его перехитрить. Над жалкими обитателями Боу-стрит[6] с вашими дубинками и дурацкими котелками. Он совсем не тот, каким кажется.
— Что это значит?
— Всё. — Он развернул свою скатку и взялся за спальный мешок. Лицо его сделалось жестким. — Ни о чем меня не спрашивайте, не тратьте время зря. Я никакой не телепат, поймите вы наконец. Я обыкновенный человек.
Кэффри глотнул еще сидра и вытер рот тыльной стороной ладони. Он наблюдал за тем, как Скиталец готовится к отходу ко сну. «Умнее всех прежних». Ему вспомнились слова из письма: Не для того же все это началось, чтобы вот так вдруг прекратиться. Правда? Сомневаться не приходится: он это повторит. Он выберет наугад другую машину — любую машину, с любым водителем. Определяющим моментом будет ребенок на заднем сиденье. Девочка. Младше двенадцати лет. Он ее увезет. И единственная зацепка, которой Кэффри располагает, такова: вероятнее всего, угон случится в радиусе десяти миль от Мидсомер Нортон.
Кэффри долго всматривался в темноту, обступившую костер, а потом, в свою очередь, раскатал синтепоновый матрас, сверху положил спальный мешок, залез в него и подоткнул края тепла ради. Скиталец, покряхтев, проделал то же самое. Кэффри какое-то время косился на бродягу, уже зная, что больше из него не вытянешь ни слова, разговор окончен. И не ошибся. Они лежали в своих спальных мешках, каждый поглядывал на свой участок неба и раздумывал, как одолеть испытания, которые жизнь ему подбросит в ближайшие двадцать четыре часа.
Скиталец уснул первым. А Кэффри еще долго лежал без сна, вслушиваясь в ночные звуки, в надежде, что бродяга неправ, ясновидение и сверхъестественные силы существуют, а значит, в этом хаосе звуков можно предугадать судьбу Марты Брэдли.
Когда Кэффри проснулся, замерзший, разбитый, Скитальца уже след простыл. Он оделся и ушел, видимо, еще затемно, оставив на память обуглившееся кострище да пару сэндвичей с беконом на тарелке. Висела дымка. Дул арктический ветер. Очередной холодный день. Выждав несколько минут, пока в голове прояснится, Кэффри поднялся. Стоя посреди пустоши, он в задумчивости сжевал бутерброды, глядя на делянку с высаженной луковицей. Затем протер тарелку пучком травы, скатал спальный мешок и матрас и, держа скатку под мышкой, окинул взглядом окрестность: пустоши тянулись во все стороны, серые и унылые в это время года, пересеченные здесь и там пылезащитными полосами. Почти ничего не ведая о передвижениях Скитальца, он тем не менее знал: где-то рядом наверняка есть схрон, где бородач припрятал необходимые вещи, которые могут ему пригодиться в следующий раз. Такой схрон мог быть на расстоянии полумили от полевого лагеря.
Серая, побитая морозом трава выступила красноречивой свидетельницей. Черные следы явственно уходили прочь от лагеря. Кэффри усмехнулся. Если бы кое-кто не хотел, чтобы его по этим следам нашли, он бы их не оставил. Скиталец никогда и ничего не оставлял на волю случая. Кэффри двинулся в указанном направлении, след в след, удивляясь их идеальному совпадению.
Через четыреста метров, на краю следующей пустоши, следы обрывались; здесь, за живой изгородью, было кое-что припрятано под полиэтиленовой пленкой: консервы, кастрюля, бутыль с сухим сидром. Кэффри добавил скатку с тарелкой и снова все прикрыл полиэтиленовой пленкой. Он уже собрался уходить, когда заметил чуть поодаль, под кустом боярышника, островок взрыхленной почвы. Он присел на корточки и пальцами осторожно разгреб землю. Обнажился слегка поврежденный корешок, тянущийся от луковицы крокуса.
У всех на свете есть свои привычки — Кэффри размышлял на эту тему спустя час, паркуясь в Глостершире, на общественной автостоянке, в шести милях от места последней встречи со Скитальцем, — от психа, считающего каждую съеденную горошину и каждый повернутый выключатель света, до бомжа, который, казалось бы, слоняется без цели, но при этом всегда выбирает удобное место для ночлега. Все, в большей или меньшей степени, живут по схеме. Она может быть незаметна, даже для самого человека, но тем не менее существует. Так, Кэффри постепенно прояснял для себя схему, по которой жил Скиталец: в каких местах останавливался, где высаживал крокусы. А что же угонщик? Кэффри заглушил мотор и, открыв дверцу, увидел перед собой большой съезд: фургон медэкспертов и четыре «спринтера» поисковиков. У угонщика своя схема, и она обязательно проявится. Дайте срок.