- Боже, зачем?!
- Затем, что Иван Спиридонович добровольно вызвался дежурить вечерами у реки.
- И что с того? Коля не собирался никому ничего делать плохого, он очень любит людей, он был бы даже рад помочь Спиридонычу, которого он, между прочим, сильно уважал. Тем более, он... - Внезапно мать замолчала.
- Что? Договаривай, раз начала!
- Ты и сам знаешь. Он при тебе это говорил. Он сам хочет поймать убийцу.
- Вот! - отчего-то обрадовался участковый. - Вот именно - сам! А Иван Спиридонович ему, вероятно, мешал. Так его больной голове показалось. Вот он его и...
- Не смей! Не смей так говорить о моем сыне! Он умнее, добрей и порядочней тебя в десять раз.
- Насчет порядочнее - сомневаюсь, а вот умнее - это да-а-ааа!.. - дурашливо протянул Степаныч.
Послышался звук, будто хлопнули в ладоши.
- А вот за это я уже тебя могу привлечь с полным на то основанием!.. - зло прокричал участковый, и за окном раздались его быстро удаляющиеся шаги.
Вечером мать села напротив, заглянула ему в глаза и спросила:
- Ты любишь меня, Коленька?
- Конечно, мама, - искренне поразился он, - конечно, я люблю тебя! Я люблю тебя больше жизни. Если ты скажешь, я убью себя, не задумываясь.
- Нет! - вскрикнула мать. - Не надо никого убивать! Я как раз об этом и хотела тебя попросить...
- О чем, мама? - удивился он еще больше. - Неужели ты тоже думаешь...
Мать не дала ему договорить, прижав к его губам шершавую, сухую ладонь и замотала седой головой.
- Пообещай мне, Коленька... - шепнула она и замолчала, сглатывая комок в горле.
- Что, мама? Я готов пообещать тебе все, что в моих силах.
- Это в твоих силах, - отдышавшись, сказала мать. - Пообещай мне, что ты не станешь убегать, когда меня нет дома. Я не могу быть все время с тобой.
- Конечно же, мама! Конечно же, я обещаю, что никуда не сбегу без тебя. Ты можешь мне верить и спокойно заниматься делами.
- Я тебе верю, - прошептала мать, и вот он-то ей сейчас не поверил.
Впрочем, он сдержал свое слово. Он не ушел, пока ее не было дома. Он сделал это, когда она вернулась с подойником, полным парного молока.
- Мама, мне надо идти, - сказал он.
- Куда?! Не пущу! - бросилась к нему мать, опрокинув подойник.
Молоко белой лужей растеклось по комнате. Любимый белый цвет придал ему уверенности.
- Мне нужно, мама. Действительно нужно. Очень!
Он не обманывал ее. Он в самом деле знал, что идти нужно сегодня, сейчас, не откладывая. Именно сегодня, он был уверен в этом, состоится его схватка с черным врагом.
Но мать обхватила его цепкими, сильными руками и прижалась к нему всем телом, отталкивая от двери.
Он тяжело вздохнул, сорвал с гвоздя возле двери кольцо бельевой веревки, осторожно, но сильно отнял от себя руки матери, подтолкнул ее к стулу и прочно привязал к спинке. Из глаз его текли при этом слезы, он приговаривал, всхлипывая:
- Прости меня, мама. Мама, прости! Мне надо, очень-очень надо! Ты скоро узнаешь, скоро все узнают, что я лишь хочу всем добра.
Он выскочил из дома, забыв от волнения взять нож. Вспомнив об этом на полдороги к реке, он хотел повернуть назад, но тут же махнул рукой и лишь прибавил ходу. Дорога была каждая минута, а с черной бестией он готов был сразиться и голыми руками, настолько переполнял его праведный гнев, придавая телу новые силы.
Он торопился еще потому, что сегодня жертвой исчадия должна была стать Оля. Да-да, та самая Оля - никакая не Лена и не Света, - с которой он целовался в то роковое лето. Откуда он знал, что напасть должны именно на нее, он не смог бы ответить, да это было сейчас и не важным. Важно было спасти Олю, его первую любовь, и уничтожить черного зверя, его первую ненависть.
Думая об этом, он вовсе не замечал так пугающей его совсем еще недавно темноты, которая вновь неукротимо опускалась на землю. Потеряв время с матерью, он опоздал к закату. Но и это не досаждало ему. Он еще налюбуется светом, когда покончит с настоящей тьмой - жестокой, свирепой и коварной!
Теперь же - он даже не отдавал себе в этом отчета - ему и вовсе не нужен был свет, он прекрасно стал видеть в темноте. И он вдруг увидел Ольгу - столь близко, что почувствовал давно забытый горьковато-сладкий запах ее волос. Да это было и немудрено, ведь он крепко держал ее сзади за талию, приставив к ее горлу нож. Тот самый нож, который он вроде бы потерял.
Странно, он видел все это словно с двух точек: оттуда, из-за спины до немоты напуганной девушки, и спереди, в какой-нибудь паре шагов от нее.
- Не подходи, - сказал он. Тот он, который был с ножом. - Иначе... - он напряг руку, словно готовясь полоснуть Ольге по горлу.