Выбрать главу

В 88 году юный граф и Ромм переехали в Париж, где как раз разгоралась революция. В Париже Павел продолжил заниматься науками, а его воспитатель Жильбер внезапно обрел активную гражданскую позицию и с головой окунулся в общественную жизнь. Воспитатель всё более вовлекался в процессы, всколыхнувшие Францию, и даже принял участие в создании клуба «Общество друзей закона», где Павел познакомился с многими будущими революционерами. В частности с Робеспьером, Дантоном и другими. В 90 году Ромм уже вовсю готовился к выборам, видя себя в депутатах и всецело посвятил все силы предвыборной компании того времени. Ну а Павла воспитатель всеми правдами и неправдами пытался втравить в этот пока безобидный с виду политический блудняк с мутными раскладами и перспективами.

Граф к политике оставался индифферентен, на заседаниях клуба, куда Павла записали библиотекарем — зевал и предавался мечтам. А во время предвыборной компании Ромма, когда воспитатель занимался популизмом, читая крестьянам газеты и объясняя новые законы — воспитанник не терял времени даром и обхаживал юных и наивных селянок. Интерес француза по вовлечению графа в политику был понятен, за будущим наследником строгановских вотчин стояли такие капиталы, что грех было не попытаться завербовать такого спонсора.

А вот отец Павла, Александр, благодаря негласному присмотру за сыном — был изрядно обеспокоен такими бессовестными манипуляциями. И принимал всяческие меры, вначале выслал несколько письменных распоряжений Ромму, с требованием вернуть наследника в Россию. Ушлый лягушатник эти письма проигнорировал, не оставляя надежд увлечь Павла идеалами свободы, равенства и братства. Ну пальцы в кошель Строгановым запустить, не без этого. Разгневанный петербургский губернский предводитель дворянства в ответ на такое демонстративное неповиновение — послал в Европу Николая Новосильцева, старшего двоюродного брата Павла. В декабре они отбыли из Европы, но вот в Россию граф прибыл уже с изрядно подмоченной репутацией якобинца…

По возвращении на историческую родину графу было рекомендовано поселиться в подмосковной усадьбе Братцево, где как раз доживала свой век поджавшая свой хвост маменька. От «идиллии» деревенской жизни Павел чуть не взвыл волком и сам не заметил, как попал в брачные сети (раскинутые при участии маман, мечтавшей на склоне лет понянчить внуков) к княжне Софье Голициной. До разрешения вернуться в Санкт-Петербург в самом конце царствования Екатерины — успел настрогать двоих детей, обожаемого первенца-сына и дочку. Жену любил, детей ещё больше, но вот сама жизнь в глубинке, с её неторопливостью, приземленностью и сугубо хозяйственными интересами — сидела глубоко в печенках.

И едва получив весть о снятие подписки о невыезде — устремился в столицу. Первая же встреча с другом детства, великим князем Александром — изрядно его разочаровала. Наследник приветствовал его пылкими объятиями и бессвязным лепетом, граничащим со слабоумием, в нынешних политических реалиях:

— Ах, Павел, друг любезный! С жадным любопытством внимал всем известиям о твоих деяниях! И с одобрением, восхищаясь твоим мужеством! Я и сам восторженный поклонник Французской революции! И даже якобинец, пока правда только в глубине души!

— Ээээ… — Павел чудом задавил чуть не вырвавшееся у него наиболее подходящее к данному моменту словосочетание, перенятое им во время путешествия по стране, а именно на одном из пермских заводов. Тогда мастеру прожгло насквозь робу вылетевшей из расплава каплей чугуна, а вылетевшее из уст мастера навеки осталось в памяти графа. — Я не хочу обратно в деревню, СашА!!!

Всячески открестившись от политики — принялся наверстывать упущенное, посещая балы, нанося визиты и сдружившись с Адамом Чарторыйским. Тот хоть тоже был ушиблен политикой, однако на ней не зацикливался. По крайней мере, во время пирушек и визитов к веселым девицам — пропагандой и агитацией не занимался. А тут и Екатерина преставилась, престол занял Павел, а в обществе повисло напряженное ожидание перемен…

И изменения не заставили себя ждать — вначале так называемая свобода слова, от которой все как с цепи сорвались, затем череда непонятных, но крайне показательных событий, ясно показывающих, что Россия уже не будет прежней. Трагическая и нелепая смерть братьев Чарторыйских потрясла Павла, ещё больше усилив его неприятие подлого сословия. Ну не дворяне же до смерти забили поляков, ограбив и раздев их до исподнего! А тут и папенька, который всегда держал нос по ветру — стал совершать весьма странные, на взгляд сына, телодвижения.