Тижало на этом свете, Павлунька, тижало. А жить надо. Што ш делать.
Так бы и бывать в вечном одиночестве шраму от ожога варевом для свиней, однако что это за детство, которое не коллекционирует несколько отметин и ностальгических воспоминаний наподобие орущей откуда-то из магнитофона песни о голубой луне или алой звёздочке. Луна-то голубая, но небо розовое над головой у Павла, прекрасное в его понимании настолько, насколько это вообще могло быть.
Р-р-раз – и отметка на коленке, которая сначала казалась кроваво-круглой, а потом залинеилась.
Дв-в-ва – и дважды рубец на одном и том же локте при падении с велосипеда. Ох и взрослое же было у Пашки отрочество! Знал бы, что упадёт, – соломушки подстелил бы. Да какого чёрта? Как раз из-за соломы напали на руку Павлика эти круглые метки, завоевали прочно своё местечко без взятия дани.
Тр-р-ри – и следы на ладони из-за холодного железа, когда подросток со слезами на глазах пытался закопать только что издохшего белого котёнка.
идеальные.docx
Дань уваженьица стоит отдать маме. Официально задокументировано: она теперь носила название идеальной. Когда это тётя Аня получила такой статус? Действительно, всё просто: одним школьно-поднимавшимся снежным утром. Имевшая три средних образования, она получила четвёртое наиблагороднейшее от паренька: высшее мамовое.
А можно я буду называть тебя так?
как быстро она согласилась ей стать…
она уже давно ей была.
Непростое решение, ещё какое! Пашка и сам себя-то не узнавал в экстремальных ситуациях. Будто другой человечек, психующий из-за домашнего задания, например, вовсе за него говорит, а он выпал из реальности полудохлым наблюдателем с зашкаливавшим в разных пропорциях адреналинчиком.
Когда же Вениамин смог стать для Павлика идеалом человека? Может, в замутнённые детские времена, когда не было нормальной одежды, чтоб мальчик мог лечь в гостях на пару с кем-то и спать хотя бы в трусах. Зато было тепло и ничего педофильского. Венка вызывал уважение уже на уровне микса запахов табака и парфюма, поведения и слов. Сложно представить кого-то, взращённого всеми окружениями общества и смешавшего в себе те черты, которые сделали его неприступно-восхитившим. Этот родственник каждый раз был добрым, справедливым, хоть в детстве тоже буянил, возлетевши над каждым членом семьи, оставаясь для каждого Вениаминкой, по-доброму и по-уважительному Веником или Вéном. Личный образец для подражания, которому не хочется подражать, а только ему внимать и безмолвно дарить почтение. Большие голубые глаза, уверенные взгляды и осанка завершали этот идеально-титанический образ, не хватало лишь печати для полного документирования. Напугала печать кирпича, попавшего на голову брата на стройке в воскресенье. Ещё его избранница.
– Почему она, Вен?
– У всех вертикальная, а у неё – горизонтальная.
Воскресенье для Пашки:
А) самый ненавистный день недели;
Б) всегда либо солнечный и очень ветреный, либо пасмурнейший по своей синоптичности;
Стой, а куда это ты так спешишь? Разве где-то ещё тебя заполнит такая вездесущая теплота этих солнечных облаков? Да, природа играет тенями холмов и перелесков, но что с того? Душа твоя тоже играется такими же полупросветами в разные временные отрезки.
Молодость проходит, демоверсия жизни начинает осыпаться, как этот куст неизвестного происхождения в этой Вселенненькой. Кто тебя ещё так искренне пощекочет, если не эта трава с золотистыми оттенками? Она движется, всё стремится, но ты замер, как страждущий путник, перед которым не хочет замирать мир. С этим краем нужно слиться, раствориться в этой зелени, предавшись сну и фантазийному полёту.
Впереди – только нежность, синева и вечный полдень без солнечных оплеух. Мягкая земля с модной травяной причёской тебя примет, как абсолютно родного сына, задохнувшегося своею родиной. Есть только ты и вечность. Ты и свет. Ты и непредсказуемость. Жизнь есть ты. Но что же ты такое?
В) что ж, далее: одолевающая в этот день недели скука не сравнится с теми скуками, которые могут витать по дороге из школы или при просмотре мамино-бабушкиного сериала;
Г) в воскресенья чаще всего болели голова и душа.
переходновозрастность.txt
Пусть у Павла больше всего и болела душа, но мама Аня с той же проблемой сцепилась всерьёз и вроде бы даже надолго. Что-то неведомо-ленивое приковывало её к дивану и медленно поедало наряду с телевидением. Голос замедленный, как у некоторых дикторов, движения вялые и безыскусные, как у плохих актёров из слезливых сериальчиков, а организм слабый и мало выраженный, утомлённый, как старый кинескоп. Но мама даже в этом томном лежании боролась как только могла. В паданиях на колени до крови и костей она тоже силилась побороть нечто. В ночном хождении тоже пыталась не уставать, однажды поскользнувшись и ударившись головой.