Мир Паши полнился запахами весны. То была разбухшая от всех вод земля, которая испускала выжимку новых ароматов, то была прокисшая порыжелая трава-жертва прошлого года, сдобрившая округу непридуманными специями, которые природа каждый март делала поуникальней. Всё чвякало, рыкало, размокало, ползло, пригревало до обесцвечивания и ослепления. Каждый раз весенняя горькота под вечер приносила чудное облегчение, с таким миром расставаться не хотелось. Впереди ждало только пресыщение от такого ощущеньица. Последождевой ветерок с нарциссными благоуханиями намекал, что всё будет хорошо. Лишь тогда не было жалко упущенного времени.
Неочерченная солнечная мгла так рьяно соседствует с очерченностью успокоенных домов и яркостью листьев, от чего осознанно вливается прудовая темень в блаженствующее состояние. Здесь заканчивается путь, начинает взлетать пыльца чего-то несвязного, неуловимого, но такого желанного и волнующего. Всё ли скрыто в переливающихся листьях, в этой, казалось бы, дождевой трилогии радости, несобытийности и нужной послежизненности? Здесь нет и не может быть времени, всё решают лишь солнце и восприятие. Стало быть, нет и зла с препятствиями и бедами.
Дорога нежна, походка верна, жизнь не одна. Здесь накоплено столько жизней, что хватит на каждую травинку, разделённую преградами естества. Бежать туда, если будут силы, если будут ощущения и краски мысли! Пусть же свершится вечное растворение.
навыпуск/беспросвет.mov
Сказать «до свидания» школе обошлось Пашке ценой в водочную рвоту дважды. Ничего гигаромантичного, ноль признаний кому бы там ни пришлось, а алкоголя достаточно настолько, что под носом у всех родителей его можно тащить без зазрений.
Один из первых разов, когда душа немного навыпуск. Слова прощания есть, а слов вцеловывания нет. Танцевания ухают возмутительной лавой, а виноградность и шашлычность застолья влезают в ротовую полость без преград.
Залейте мне рот скотчем! Хоть каким.
Смутная луна, сёрбавшая его печаль, предвещала почти одинокому Павлу мягкотелую будущность. Тучи на её фоне прыгали, как телята; полутьма лихорадила; хотелось забиться в угол и на краю берега неизвестности одновременно. Время готовило не только фокусно-покусно выпивать бутылку водки за два раза, но и провожать свои школьные длинноволосо-прямые симпатии и домашние мамины глаза, предчувствуя скорую замену. Оказывается, подверглось сомнению и то, что надо дома почаще быть.
Дом родной, мне кажется, что так будет каждую весну: я оживаю вместе с тобой, дивлюсь этому магическому небу. Кажись, всё сделано за эти светлые часы, а тёмные пришли с успокоением и печальной задумчивостью. Там лягушки бесконечно звучат, тут сверчки подпевают самому вечеру, а совсем рядом холодок опускается на тебя, как и на эти неопытные ветви.
Не будь закат тем, чем он является, он бы не манил каждый раз так победоносно и неоправданно-детски. Всегда и везде в нём есть особая сила, которую хочется провожать, мысленно составляя планы на следующие утренние секунды. А тут – гамма, палитра, мелодия неустоявшихся переливов. Ловить ли в них рыбу счастья, как в том близконаходящемся болоте, или тихо слушать растаивания лёгких и только чуточку упущенных надежд-мальков – всё одно, и такого приятного не сыщешь, ведь это твоё, твоим будет до конца твоей памяти об этом уголке. Вечернее солнце, будто добрый сосед, подсказывает, что скоро надо идти домой, ведь оно поскользнётся и упадёт за горизонт.
Пора спать, милая природа. Омой же меня, скоронастигающая роса, я ещё вернусь сюда, но с другим намерением и иным взглядом на небеса, которые не будут прежними. Всё умолклось.
Кто-нибудь, отберите у этого молодого человека чувство прекрасного.
паноптикум.gif
Память решила действовать повторенно, предпочитая устаревшему самое старое: поиск любви. Дни были похожи – и тем прекрасны, ведь новый город, куда уехал после вменяемого лета Павлик, заворожил и обокрал. Ему, небольшому актёрчику поневоле, аномально не хватало актрисок. Вечные искания заменились на кратковременную утеху и вновь продолжили свой ход уже не сломанными, как в детстве, часиками.
Весь день перед тобой, а ты не знаешь, как им распорядиться. Я думал, ты живёшь по-настоящему.
Рвались вперёд и назад, а чаще всего в глаза опилки от срезанных веток с городских деревьев; учёба, связанная с журналистикой (на выбор специальности повлияли, видимо, гневные статейки из детства об однокласснике Женьке и достаточно милые – об Оксане), вращалась кругами восторга с бешеными скоростями наряду. Рядом же мельтешили мысли общажного соседа о своейрубашкеближектелу и хмельные обороты университетского приятеля Пашки – Миши.