Стараясь привесть к окончанию спорные статьи, сущность коих заключалась в двух предметах, Ольденбурге и тарифе, Государь предложил Французскому Двору: о первой из сих статей начать переговоры в Петербурге, пригласив к тому и Данию; в отношении же ко второй согласиться в изменении тех статей нашего нового Положения о торговле, которые для Франции казались обидными, и даже со временем заключить с ней торговый договор, потому что чрез восемь месяцев должны прекратиться действия тарифа, изданного только на один год. Наполеон, имея в виду единственно отсрочку войны, отвечал, что не противится вступить в соглашение об Ольденбурге, но предоставляет России назначить вознаграждение, какого она желает для Герцога. С нашей стороны возражаемо было, что предложение должно последовать от Наполеона, который насильственно захватил Герцогство; что Эрфурта Государь не принимает, но хочет, чтобы Герцогу возвратили Ольденбург или назначили взамен такую область, которая, по местному положению своему, могла бы находиться под непосредственным покровительством России; что Государь не просит у Наполеона милости или способов существования для Герцога, но взирает на присоединение Ольденбурга к Франции, как на нарушение Тильзитского договора, и требует, чтобы Наполеон сам представил средства загладить свой насильственный поступок.
Желая как можно более протянуть дело, Наполеон говорил, что нашему Послу в Париже, для вступления в переговоры, не дано полномочия, которым необходимо надобно было снабдить его. Государь отвергнул сие новое требование, потому что звание Посла само по себе достаточно уполномочивало Князя Куракина выслушивать предложение Французских Министров и рассуждать об них. Между тем ни один из двух могущественных соперников не соглашался первый объявить, в чем должно было состоять вознаграждение Ольденбургского Герцога, и оба продолжали свои вооружения. Все возможные меры строгости приняты были Наполеоном к поспешнейшей конскрипции. В разных местах Франции устраивались лагери для сбора войск. Множество артиллерии, снарядов, комиссариатских вещей отправляли к Рейну и далее. Туда же тянулись из Франции, по разным дорогам, в большом числе отдельные команды всякого рода войск. В Германии учреждали магазины, покупали лошадей. Гарнизоны Данцига и Прусских крепостей увеличивались. Владетели Рейнского Союза усиливали свои вспомогательные корпуса, запасались оружием. Наполеон оказывал особенное расположение не только к находившимся в Париже Австрийцам, но даже Пруссакам, с которыми со времени Тильзитского мира обходился со всей кичливостью неумолимого победителя. «Минута великой борьбы приближается, – доносил Чернышев. – Буря, угрожающая нам, остановлена только тем, что Наполеону неудобно теперь открывать поход; но, не менее того, опасность очевидна и уже недалека. Наполеон упорствует в промедлении переговоров, под предлогом, что первые предложения должны быть сделаны нами»[9]. Отозвание пяти Русских дивизий с берегов Дуная создалось главным предметом жалоб Наполеона. Уничтожая и этот предлог, Государь велел сказать ему, что возвратит дивизии в Валахию, если Наполеон уменьшит Данцигский гарнизон вполовину. Французское Министерство отвечало, что уменьшение требует времени и размышления; что оно может быть исполнено не иначе как вследствие переговоров, долженствующих прекратить все возникшие недоразумения. Наполеон не согласился убавить войска в Данциге и велел объявить нашему Послу, что усиливает армию в Немецкой земле, «не для того, однако же, – присовокупил он, – чтобы угрожать России, или из политических видов, но единственно с намерением обеспечить северные берега Германии от нападения Англичан, подкрепить тамошнюю стражу, сохранить общественное спокойствие в сем новоприобретенном крае и, наконец, потому, что там дешевле содержать войска, нежели во Франции».