Теперь до 9 декабря в южной части района размещения 93-й пехотной дивизии воцарилось спокойствие, в то время как гарнизоны Казатина, Белой Церкви и Фастова были разоружены и выдержали тяжелые бои под Жмеринкой.
Здесь пришлось столкнуться с таким явлением, как задержка отступавших своими же войсками, что противоречило линии поведения всех соседних частей. Оно объясняется тем, что командиры и офицеры сделали все, чтобы объяснить личному составу, что шансы попасть в Германию будут только в том случае, если сохранятся единство и дисциплина, а солдаты не позволят увлечь себя губительными уговорами украинцев. Кроме того, все знали о судьбе разоруженных австрийских и германских частей, которые вместо отправки в Германию были, словно рабы, отправлены на работы в Россию.
10 и 11 декабря по приказу 93-й пехотной дивизии гарнизоны Звенигородки и Умани под командованием подполковника барона Эбнера фон Эшенбаха, коменданта 350-й мобильной тыловой комендатуры (уездная комендатура Звенигородки), отправились маршем в Корсунь, где штабу дивизии угрожали петлюровцы. После трех сложных переходов по обледенелым дорогам 13 декабря передовые части отряда прибыли в Лиственку под Корсунем.
Немедленно по прибытии командир отряда отправился к командиру дивизии, чтобы доложить ему о своей готовности помочь штабу, а тем временем его заместитель, майор Ломан, приказал выкатить орудия напротив Корсуня, добившись тем самым моментального появления парламентеров от петлюровцев с целью вступления в переговоры. Однако подполковник Эбнер фон Эшенбах между тем успел узнать, что штаб дивизии уже «договорился» с командиром петлюровцев, и он и две бывших при нем роты ландвера будут отправлены в Германию по украинским железным дорогам[122].
Отряд пока остался стоять перед Корсунем и в рамках заключенного тем временем Казатинского договора[123] завязал переговоры с командиром петлюровцев. Но они провалились из-за их требования сдать оружие, причем характерно, что оно было категорически отклонено не только командирами, но и личным составом, справедливо полагавшим, что без оружия каждый по отдельности окажется обречен на гибель от холода и голода.
На этом дело и ограничилось к моменту, когда петлюровцы стали стягивать со всех сторон войска к Лиственке, явно намереваясь силой добиться не состоявшейся сдачи оружия. На призыв о помощи 4-й кавалерийской бригады, поступивший из района Ольшан, 20 декабря половина стрелков из двух эскадронов 85-го кавалерийского стрелкового полка была отправлена туда с приданным им пулеметным взводом. С остальными частями подполковник фон Эшенбах, учитывая дальнейшее обострение обстановки, решил еще ночью выступить на северо-запад. Марш при пронизывающем холодном ветре и по пересеченной местности оказался очень напряженным.
Для дальнейшего марша подполковник фон Эшенбах поделил свой отряд на две группы под руководством обоих командиров полков – Ломана (434-й) и фон Альтена (85-й). Первая состояла из 2-го батальона и 10-й роты 434-го полка, одной батареи 253-го ландверного полка полевой артиллерии и нескольких парков; другая из 85-го кавалерийского стрелкового полка без 3-го и 4-го эскадронов, а также 5-го эскадрона 4-го гусарского полка, 4-й батареи 253-го ландверного полка полевой артиллерии и 94-го парка. Обе группы шли по отдельности из-за тяжелой ситуации с продовольствием, а также из-за дурных дорог, однако под единым руководством подполковника Эбнера фон Эшенбаха и постоянно поддерживали связь друг с другом.
Вот что писал об этих маршах фон Альтен, тогда бывший в звании майора:
«Чтобы прийти на помощь баварцам[124], я последовал за высланным вперед отрядом всеми остальными частями. Они шли, сначала даже распевая рождественские песни, под ледяным ветром, 12 часов, ночью, по пересеченной местности – очень трудный переход. Моя маршевая колонна растянулась на многие километры. На рассвете, около 7.30 утра, в метель я вышел головными частями к Ольшане. Никакой кавалерийской бригады и близко не было! По показаниям местных жителей, около двух ночи, после прибытия моих стрелков и пулеметного взвода, взяв их с собой, она ушла на юг. И больше я их не увидел!
Из-за ухода стрелков двух эскадронов и пулеметного взвода мой полк был существенно ослаблен, а также замедлен, ведь багаж этих людей остался с нами, на повозках, которые мы вели с собой. После такого опыта я стал действовать самостоятельно, полагаясь только на себя. Мой адъютант, обер-лейтенант Шахт нарисовал большую и пеструю карту местности. На ней были показаны маршруты собравшимся частям, с обходом опасного треугольника крепостей, когда придется пойти через широкую полосу полесских болот. Направление – Восточная Пруссия, Родина, идем с оружием в руках! Вперед и напролом! Как когда-то под Бржезинами[125]. Под крики “Ура!” день за днем раскладывалась эта карта, и в ходе 42-дневного марша личному составу постоянно показывали, куда именно мы сегодня должны добраться. Вот откуда брались силы, чтобы все преодолеть. …В глубине души я полностью отдался упованию, что небеса пошлют нам в болотах заморозки, или, по меньшей мере, не будет постоянных снегопадов, ведь теперь мы были словно армия Наполеона, отступавшая когда-то из Москвы…
122
События в Корсуне стали предметом расследования со стороны штаба 27-го резервного корпуса, однако никаких поводов для осуждения командования дивизии командующим корпусом выявлено не было. Документов об этом инциденте более не существует.
124
4-я баварская кавалерийская бригада. 16 декабря она прибыла в район Ольшан и оставалась там несколько дней, чтобы воссоединиться с находившимися поблизости частями. 19 декабря она продолжила марш на юго-запад и потому разминулась с уже подходящей группой Альтена. См. с. 93.
125