Ничего подобного история войск на Востоке противопоставить не смогла. Однако и на Востоке высшие командные инстанции выполняли свой долг, исполняли обязанности зачастую при самых сложных обстоятельствах вплоть до трагического конца. И примеры стойкости и выдержки, солдатского профессионализма в самых трудных положениях были далеко не единичны. Кадровые кавалерийские полки – благодаря их лучшему составу – почти во всех случаях сумели сохранить боеспособность и готовность к маршевым переходам. Масса ландверных и ландштурменных частей при этом сильно сдала почти во всех армиях. Практикуемая по отношению к ним годами система «кадрирования» доказала свою ошибочность. Их действия напоминали поведение тылов на Западе.
При этом характерно очень сильное расхождение в действиях внутри одной и той же части. Батальоны, в один из дней храбро сражавшиеся, в последующие совершенно выходили из строя. В одних и тех же кавалерийских полках одни эскадроны действовали отлично, а другие были попросту ни на что не годны. Отъезд частей целиком без приказа и без офицеров, недозволенные переговоры с противником, сдача оружия и его продажа врагу, открытые мятежи были в порядке вещей. Но и в частях, не давших осечку, для реализации простейших приказов потребовались долгие переговоры. Разумные мотивы даже у личного состава зрелого возраста совершенно испарились. Товарищеское участие в судьбе других частей почти полностью исчезло. Даже указание на удачный выход частей, что остались в твердых руках командиров, войска воспринимали словно глухие. Большинство частей было укомплектовано отцами семейств. Они просто хотели домой, неважно, каким путем и при каких обстоятельствах. Даже дорога через только что потерянную Польшу, несмотря на почти гарантированное ограбление по пути, их не смущала. Тот факт, что вместе с разложением германских частей исчезнет и уважение к ним местных жителей, а значит, и важный фактор их же безопасности, на большинство личного состава войск на Востоке не производил почти никакого впечатления. Указание на чувство долга и товарищества, судьбу соседних соединений, необходимость охраны вообще всего немецкого дела более не действовало на этих безучастных людей.
Из-за подобного поведения частей какого-нибудь ускорения эвакуации войск достигнуто не было. Оценка группы армий «Киев» требуемого для этого времени (четыре месяца) совпала почти точь-в-точь. И все же при том способе этого процесса, которого добивались войска, была допущена громадная потеря лошадей, оружия и очень необходимого для Родины продовольствия и сырья. Но в первую очередь это нанесло тяжелый удар по чести и репутации немецкой нации в глазах всех народов, расселившихся от Дона до Финского залива, т.е. было поражением всего германства, которое, возможно, будет сказываться еще столетия. А потери личного состава в ходе данного отступления русской зимою лишь потому не стали столь чудовищными, как сотню лет назад, что давление противника было слабее, погода мягче, а вспомогательные средства для отступающих благодаря прогрессу современной техники стали несравненно значительнее.
Не только для солдата, но и для любого здравомыслящего соотечественника при таких обстоятельствах самым насущным вопросом становился тот, что касался внутренних и внешних причин подобного крушения. Но на него нельзя было ответить парой лозунгов. В любом случае факторы, что сказались на Западе, – тяжелые потери лучшего человеческого материала, тяжелое впечатление от столь же кровопролитных, сколь и безуспешных боев, а также недостаток снабжения и прочих необходимых средств, – применительно к Востоку рассматриваться не могут. По крайней мере, войска, что находились на Украине, в отношении довольствия были в куда более завидном положении, нежели все прочие на фронте или в тылу на Родине. Они могли и даже были обязаны часть своего достатка передать своим родственникам дома.
Но при этом на Востоке, как и на Западе, среди причин краха в первую очередь следует назвать преступление революции со всеми его последствиями. Она поколебала основы военной дисциплины после того, как в самих войсках стал сказываться эффект от рассказов отпускников или же тайная устная пропаганда и листовки. Она дискредитировала влияние и положение командиров всех рангов и позволила подрывным элементам, действовавшим сознательно или неосознанно заодно с большевизмом в деле разложения вооруженных сил[224], внезапно всплыть на поверхность. Она разорвала железные рамки, которые скрепляли войска воедино и обеспечивали каждому, даже занимавшему командные должности, опору и поддержку в самых тяжелых ситуациях. Она уничтожила возможность призвать на Родине к порядку людей, совершивших на фронте серьезные и тяжкие преступления. Одним ударом все оказалось позволено, каждый в отдельности теперь отвечал лишь за себя. Обязанности и ограничительные нормы исчезли, угрозы командных инстанций задержать в рядах вооруженных сил, снизить нормы довольствия или же начать преследование в судебном порядке оставались неуслышанными.
224