ВВЕДЕНИЕ
Из всех иностранных изданий XVII в., посвященных России, сочинение Олеария — самое знаменитое, самое распространенное и самое богатое по содержанию. В многочисленных изданиях, переведенных на разные языки, оно вплоть до XVIII в. считалось одним из основательнейших трудов о России. Отличали этот труд не одни лишь осведомленность, наблюдательность и в то же время выдающаяся эрудиция его автора, но и изобилие прекрасно исполненных на меди рисунков, с особою тщательностью изображавших диковинные для наблюдателя XVII в. стороны жизни в Московии.
Олеарий — писатель, по языку своему не относящийся к числу легких. Он происходил из Саксонии, где говорили по-верхненемецки, служил в нижненемецкой Голштинии и был женат на эстляндской уроженке. Во время посольства он окружен был лицами, говорившими на разных диалектах. Например, посол Брюггеман говорил по-нижненемецки. Этими обстоятельствами легко объясняется отсутствие единообразия в формах слов у него и в связи с нею и причудливость орфографии. Настоящий перевод, являющийся вторым в русской литературе, уже по этому одному должен представлять собою попытку пойти дальше первого перевода, исправить то, что было неточным в предыдущем, и разъяснить то, что оставалось неясным для первого переводчика.
Ввиду громадной важности книги Олеария, как исторического источника, переводчик старался близко держаться текста, отступая от него лишь в случаях, когда строй русской речи требовал отступлений. Если для большей ясности прибавлялись слова, обороты или, в редких случаях, целые предложения, то они ставились в прямые [] скобки. Таким образом, читатель имеет возможность отличить вводные слова и предложения подлинника, стоящие, если в том представляется необходимость, в обычных дугообразных скобках (), от добавлений переводчика, всегда стоящих в прямых [] скобках.
Весьма много затруднений было с собственными именами. Олеарий, который и в немецком языке не признает определенного правописания, еще менее придерживается его по отношению к собственным именам, которые он берет из чужих языков. Прежде всего, почти все часто упоминаемые у него лица именуются в разных местах его книги различно. Даже один из послов именуется у Олеария четырьмя способами: Бругман, Брюгман, Брюггеман(н) и Бригман. Имя этого часто упоминаемого у Олеария посла так и появляется у нас в переводе в разных начертаниях. Следует заметить, что в подлинной грамоте 1636 г., хранящейся в московском архиве министерства иностранных дел, сам он подписался Otho Brugheman, а в русских документах его именуют то Брюхман, то Брюгеман. Русский переводчик второго посольства называется у Олеария Арпенбеке, Арпенбак и Арпенбэк. При таких условиях не может быть и речи о соблюдении каких-либо правил в транскрипции русских собственных имен. Не говоря уже об обычном у многих немцев путании d и t, p и b, Олеарий то, по нижненемецкому обычаю, не признает звука ш (sch) и пишет, например, Slick (Шлик) и Puskin (Пушкин), то вписывает sch совершенно правильно (Coinische — конюший). Под буквою G у него то разумеется j, то ch; например, Gam = Ям, а Gomodof = Хомутов. Tz у него обозначает очень часто и ч (Tzerkaski = Черкаский) и ш (Tzeremettou = Шереметев). Установлению правильной формы в каждом отдельном случае, по отношению к русским именам, помогло переводчику обращение к русским документам XVII в., частью напечатанным (“Дворцовые разряды”, “Разрядные книги”, “Выходы государей”, сборники исторических актов, списки бояр, воевод и т. п.), а частью — рукописным; доставленным в его распоряжение из московского главного архива министерства иностранных дел благодаря содействию императорской археографической комиссии.
Автор “Московитского и Персидского путешествия” не был главою посольства, и книга его не является донесением о дипломатических сношениях с Москвою и Персиею. Напротив, о целях посольства и о переговорах, которые вели послы, он говорит лишь в общих неясных выражениях. Не вполне ясна у него и роль Брюг(ге)мана, или Бругмана, одного из послов, с которым у Олеария в течение путешествия были крупные столкновения, в книге его указанные лишь намеками.
Представляется поэтому необходимым остановиться на этих обстоятельствах в настоящем введении, так как они значительно уясняют многие частности в изложении Олеария.
Разрешение торговли через Россию с Персиею — обычная цель посольств торговых государств в Московию в XVII столетии. Из посольства К. фан-Кленка видно, как эта цель привлекала еще в конце XVII в. голландцев. Московское правительство, со своей стороны, относилось всегда недружелюбно к этим попыткам, основываясь на заключениях московских купцов. Главной причиною нежелания русских допустить этот “персидский торг” была боязнь экономического захвата России иноземцами, вполне несомненного в том случае, если бы постройка иноземцами судов на русских реках, движение их торговых караванов через Россию, устройство ими торговых факторий в главных пунктах России стали явлениями обычными. Согласие на такой торг, данное голштинцам при царе Михаиле Феодоровиче, объяснялось лишь крайним истощением денежных средств России и надеждою пополнить царскую казну. Только этой надеждой — впрочем, не осуществившейся — мы можем объяснить, если голштинцам разрешено было то,