На этом сходство запорожских казаков с донским и, пожалуй, кончается. Донских казаков не тревожил вопрос веры, ибо они были православными, как и их угнетатели и представители власти. Польские же власти, приверженцы католицизма, усердно насаждали чуждую в то время казакам веру, не проявляя той гибкости, которая была характерна для Габсбургов. Последние ради защиты своих границ от османов готовы были терпеть и «ортодоксию» ускоков[213].
Запорожское же казачество оставалось гарантом сохранения православия в условиях насаждения униатства и католичества, и его мировоззрение стало одним из важнейших факторов складывания этнического самосознания широкой массы украинского народа[214].
Благоприятные природные условия Нижнего Приднепровья обеспечивали сохранение независимости запорожского казачества. Донское же находилось в полной зависимости от центральной государственной власти, что и продемонстрировали события, связанные с завоеванием турецкого Азова в 1637 г.
К 30-м годам XVII в. запорожское казачество представляло уже хорошо организованную силу, социальная стратификация которой зашла довольно далеко. Вершину айсберга составляла казачья старшина, за которой следовало так называемое реестровое казачество, пользовавшееся некоторыми привилегиями[215]. Политику колонизации украинских земель, по оценке современного польского исследователя Зб. Вуйцика, «почти полувековую ошибочную политику»[216], магнаты Речи Посполитой пытались проводить, опираясь именно на реестровое казачество. В течение 20-30-х годов XVII в. коронный гетман Станислав Конецпольский, тот самый, в распоряжение которого и поступил Боплан, проводил политику приручения казачьей верхушки и безжалостного подавления казачьих низов. По договору с Конецпольским 1625 г. численность реестрового казачества была определена в 6 тысяч человек. Уже при Сагайдачном оно делилось на несколько полков (Белоцерковский, Корсунский, Черкасский, Чигиринский и Переяславский)[217]. Впоследствии численность его увеличивалась, равно как и количество полков. Однако привилегированное положение реестрового казачества вызывало недовольство рядовой казачьей массы, непрерывно восстававшей на протяжении середины 20-30-х годов, то под руководством Жмайлы, то Тараса Федоровича, то Острянина, то Гуни
Боплан попал в разгар этой серии казацких выступлений, хотя непосредственно в год его приезда и на следующий казаки пытались решить все свои проблемы мирным путем. В многочисленных петициях ставился вопрос об увеличении численности реестрового казачества и повышении оплаты им. Одновременно в связи с усилившейся католизацией и полонизацией украинского населения особую болезненность приобрели и религиозные вопросы, в урегулировании которых наряду с Адамом Киселем участвовал и Ст. Конецпольский[218]. Одновременно коронный гетман укреплял и собственные опорные пункты польского владычества, прибегая при этом к помощи иностранных специалистов Под руководством Боплана были сооружены крепость в штаб-квартире польского коронного гетмана в Бари (1631-1633 гг.) и одновременно в Новом городе — Верховце, крепость в Бродах на подступах к Каменцу (1632-1633)[219]
Дарования Боплана как инженера блистательно раскрылись именно на Украине Вероятно, еще на родине он был знаком с инструкцией Жана Фабра по строительству крепостей, изданной в 1624 г.[220]. И поскольку во Франции на протяжении всего XVII в не было различий между инженером-географом, инженером по строительству укреплений, инженером полевым и армейским[221], он легко переключался с создания оборонительных сооружений на проведение топографических работ, перемежая и те, и другие занятия участием в боевых действиях под руководством то Ст. Конецпольского, то Н. Потоцкого Его карьера в Речи Посполитой началась с участия в так называемой Смоленской войне 1632-1634 г.г. В условиях войны польским властям удалось направить основную энергию казаков на север. Они выразили готовность служить польскому королю и противостоять его врагам. Войска российского царя должны были быть выдвинуты «через Ливонию и хорошо защищенную крепость Смоленск, а также на Киев», что должно было перекрыть пути казаков на север[222]. Однако тридцатитысячное войско последних с большим воодушевлением[223] в декабре двинулось к Смоленску[224], а в августе 1633 г. добралось до Орши и выступило в дальнейший путь на защиту Смоленска от царских войск. В это же время поляки ожидали дополнительной казацкой подмоги в 8000 человек[225]. Не полагаясь на то, что данное войско могло привлечь всю активную в военном отношении часть казачества, и опасаясь морского набега, весной 1633 г. в Черное море была направлена турецкая армада, имевшая целью предотвратить обычные последствия казацкого похода — огромный ущерб от их грабежей[226]. Тем не менее, уже поздней осенью того же 1633 г. казаки оказались невдалеке от Константинополя (Стамбула) и нападали на его окраины[227]. В июле-августе 1633 г. столице Османской империи довелось познакомиться и с силой турецкого и крымского войск.
218
219
Именно в Бродах — транзитном центре между Западной Европой и Ближним Воcтоком впервые зафиксировано пребывание Боплана на территории Речи Посполитой. 20 января 1631 г. он наряду с двумя итальянцами Лаврентием де Николаи и Петро Антонио Мартини выступил на заседании бродского городского суда в качестве полномочного представителя Николая Мартини, предъявившего иск гданьскому мещанину Давиду Паштетнику, получившему от него 14 дукатов (золотых угорских), видимо, за перевозку какого-то груза из Гданьска во Францию, и 15 одолженных ему на дорогу (
220
Les pratiques du sieur Fabre sur l’ordre et regle de fortifier garder et attaquer et defendre les Places. Paris, 1624.