Итак, в противоположность общепринятым у всех народов обычаям, здесь можно увидеть, как девушки сами ухаживают за молодыми людьми, которые им понравились. Вследствие предрассудка, распространенного и прочно укоренившегося среди них, они никогда не испытывают неудачи и более уверены в успехе, нежели мужчины, если иногда выбор исходит с их стороны. Вот как они действуют[685]. Как девушки ухаживают за молодыми людьми. Влюбленная девушка приходит в дом родителей молодого человека (которого она любит) в такое время, когда она рассчитывает застать дома отца, мать и своего покорного слугу[686]. Входя в комнату, говорит: «Помагай Бог» (Pomagabog), что [по-нашему] означает «Да благословит вас Господь», то есть обычное приветствие, которое произносят, вступая под кров их домов, [затем], сев, хвалит того, кто ранил ее сердце, обращаясь к нему с такими словами: «Иван (Ivan), Федор (Fedur), Дмитрий (Demitre), Войтек (Woitek), Митика (Mitika)»[687] и т. д. Словом, называет его одним из вышеупомянутых имен, которые наиболее распространены. «Я заметила в твоем лице определенное добродушие, [говорящее], что ты сможешь хорошо опекать и любить свою жену, твоя добродетель дает мне повод надеяться, что ты будешь хорошим господарем (Dospodorge). Эти [твои] добрые качества побуждают меня покорно просить тебя взять меня в жены». Сказав это, она повторяет то же отцу и матери, покорно прося дать согласие на брак. Получив отказ или какую-нибудь отговорку, что он слишком молод и не готов еще к женитьбе, она им отвечает, что никуда не уйдет из дому, пока брак не будет заключен, до тех пор, пока он [любимый] и она живы. После того, как эти слова произнесены, а девушка продолжает настаивать на своем и упорно отказывается оставить дом, пока она не получит то, чего домогается, через несколько недель отец и мать не только вынуждены дать согласие, но и убеждают сына посмотреть на нее благосклонно, то есть как на девушку, которая должна стать его женой. Равным образом, молодой человек, видя, как девушка упорствует в своем желании, начинает в таком случае смотреть на нее как на ту, которая должна стать однажды госпожой его желаний, и поэтому настойчиво просит у отца и матери позволения полюбить эту девушку. Вот каким образом влюбленные девушки (в этой стране) могут в короткое время достичь цели, вынуждая (своей настойчивостью) и отца, и мать, и своих избранников исполнить то, что они желают.
Как я говорил выше, [родители] боятся навлечь на себя гнев Божий и, чтобы с ними не случилось какое-либо страшное несчастье, ибо выгнать девушку означало нанести оскорбление всему ее роду, который затаил бы глубокую обиду. Равным образом они не могут в этом деле прибегнуть к силе, не подвергнув себя, как я сказал, гневу и каре церкви, которая очень строга в таких случаях, и предусматривает эпитимию[688] и крупные штрафы, отмечая их дома как бесчестные. Будучи настолько напуганными этими ложными суевериями, родители стараются, насколько возможно, избежать несчастий, которые — и в это они верят как в догмат веры — непременно их постигнут в случае отказа в руке сыновей девушкам, которые просят их в мужья. Обычай, о котором я говорю, соблюдается только между людьми одинакового [имущественного] состояния, ибо в этой стране крестьяне все богаты[689] и имущественная разница между ними невелика. Но вот иная [форма] любовной страсти [людей], неравного имущественного положения, между крестьянином и барышней, соблюдаемая в силу других обычаев и привилегий[690], которые здесь также встречаются.
Как крестьянин может жениться на барышне. По деревенским обычаям этой страны каждое воскресенье и в праздничные дни крестьяне собираются после обеда в кабачке вместе с женами и детьми, где проводят остаток дня, выпивая друг с другом. За этим занятием, выпивкой, проводят время только мужчины и женщины, между тем молодежь развлекается, парни танцуют с девушками под звуки дудки (douda) (то есть волынки). Там обыкновенно присутствует и местный сеньор с семьей, чтобы посмотреть на танцующих. Иногда сеньор приглашает их танцевать перед своим замком, что является обычным местом [для этих забав]. Там он и сам танцует с женой и детьми. И в таком случае господа и крестьяне как бы смешиваются в единое целое.
Надо заметить, что все деревни Подолии и Украины (Ocranie) большей частью окружены лесами и лесными зарослями, где есть тайники и где крестьяне прячутся в летнее время, когда достигает [сигнал] тревоги о [появлении] татар. Эти лесные заросли могут быть половину лье в ширину. Хотя крестьяне находятся в подданстве почти как рабы, тем не менее они с давних пор пользуются правом и привилегией похищать, если удастся в этих условиях, во время общего танца барышню; даже если она дочь их господина, лишь бы он [крестьянин] сделал это с таким проворством и ловкостью, что это ему удалось бы наверняка (ибо иначе его ожидает гибель) и чтобы он мог скрыться в ближайшем лесу, и в течение двадцати четырех часов оставаться ненайденным. Тогда ему прощается совершенное им похищение. Если похищенная девушка хочет выйти за него замуж, он не может отказаться от нее, не потеряв головы, если же [девушка этого] не желает, его освобождают от ответственности за проступок и ему не могут учинить никакого наказания. Но если случится, что он будет пойман в течение двадцати четырех часов, ему тотчас же снимут голову без всякого суда. Что касается меня, то в течение семнадцати проведенных мною в этой стране лет, я никогда не слыхал, чтобы такое случилось, хотя и видел, как девушки сватались к молодым людям, и это им часто удавалось, о чем я говорил выше. Но в этом последнем обычае слишком много риска, ибо насильно похитить девушку, а затем бежать с ней на виду у всех присутствующих, не будучи пойманным, надо иметь очень быстрые ноги, и осуществить все это было бы очень трудно без предварительного согласия и договоренности с девушкой. Кроме того, крестьяне в настоящее время более угнетены, чем раньше, а знать стала более высокомерной и надменной. По-видимому эта привилегия была дана крестьянам еще в те времена, когда поляки, избирая своих королей, выбирали того, кто быстрее всех бегал босиком[691], как наиболее отважного и ловкого, точно отвага и острота ума зависят от быстроты [ног] и проворства тела. Отсюда еще, по-моему мнению, идет [обычай], когда вельможи на следующий день после избрания короля заставляют его принести перед алтарем присягу в том, что он не будет заключать в тюрьму ни одного знатного ни за какое преступление, через двадцать четыре часа [после его совершения], кроме преступления против государства или же личности короля[692]. Можно представить, каким уважением они окружают лиц, отличающихся способностью ловко бегать и быстро ходить. Это наблюдение подтверждается еще и тем, как высоко они ценят быстроногих лошадей, собственно, они обращают внимание только на это данное качество и платят какие угодно деньги, лишь бы они были быстрыми; думаю, для того, чтобы проворнее догонять убегающего врага и быстрее уйти в случае преследования[693].
685
О бытовании описанного ниже обычая сватовства девушки к парню среди ученых-правоведов XIX—XX вв. не существовало единого мнения, хотя во французской литературе конца XVIII в., независимой от влияния Боплана, приводились аналогичные свидетельства. Приходя в дом своего избранника, девушка расхваливала его достоинства, уверяя, что он будет «хорошим господарем», и настаивала на том, чтобы он взял ее в жены (
686
Сообщение о визите девушки в дом избранника изложено с чисто французским юмором: serviteur — слуга покорный.
687
Перечисления мужских имен обнаруживает, что Боплан не понял, что Demitre и Mitika — формы одного и того же имени —
688
689
Довольно странное утверждение приходящее в противоречие с описанным самим Бопланом бедственного положения крестьян и исполняемыми ими финансовыми обязательствами по отношению к сеньору. Оно нуждается в специальном исследовании. —
690
691
Боплан таким образом интерпретирует легенду, изложенную впервые польским хронистом XII в. Винцентием Кадлубком, вошедшую в последующие хронографические произведения, об избрании на престол мифического князя полян Лешка II, золотошвея, который победил в соревновании по бегу, опередив конных соперников (ср. в изложении автора «Великой хроники» XIII в.: Великая Хроника о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. / Под ред. В. Л. Янина. М., 1987. С. 59). —
692
Боплан не совсем точно истолковывает право неприкосновенности личности, обвиняемой в каком-либо нарушении, до доказательства ее вины в судебном порядке. Это законоположение, известное в западноевропейской юридической практике под названием Habeas corpus, а в польской — neminem captivabimus nisi iure victum, впервые сформулировано Великой хартией вольностей в Англии в 1215 г. В Польше утверждено Едлинско-Кошицким привилеем Владислава Ягайло 14 марта 1430—1433 гг. (Volumma legum. Т. 1. S. 41). С распространением в 1434 г. норм польского права на западноукраинские земли право неприкосновенности личности начинает действовать в Галиции и Западном Подолье. В Великом княжестве Литовском, в состав которого в это время входили земли Волыни, Поднепровье и Восточного Подолья, аналогичное законоположение впервые сформулировано Виленским привилеем Казимира IV 1447 г. (Любавский М. К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. М., 1915. Приложения. С. 323-325; ср. перевод с латыни: Законодательные акты Великого княжества Литовского XV—XVI вв. / Подг. И. И. Яковкин. Л., 1936. С. 7-10). Вскоре упомянутый пункт Виленского привилея вошел в Литовский статут всех трех редакций — 1529, 1566 и 1588 годов, который, как известно, являлся кодексом законов Великого княжества Литовского и Речи Посполитой: «Государь торжественно обещает никого не наказывать за заочный навет... раньше, чем... в открытом суде истец и ответчик не станут... хотя бы даже речь шла об оскорблении маестата» [личности господаря]. (Статут 1529 г. см.: Временник МОИДР. 1854. Кн. 18. С. 2. Перевод наш. —