— Мне нравишься ты, — говорит он вслух.
«Я тебя люблю» — добавляет отчего-то про себя.
— А мне нравится тебе нравиться, — в ее словах потайного смысла нет, все как на ладони, но она улыбается, и губы у нее цветом, как маки, и дурманят голову также. Хантер спрыгивает на пол, отбрасывая планшет. Она сладкая на вкус и такая податливая, когда обхватывает его шею руками, подставляется под поцелуи, не обращая внимания на то, что они мнут цветы.
Маки ломаются и темнеют, кровавыми язвами окружают их тела, пока она стонет, подаваясь навстречу каждому его движению.
#
Барри называет свое имя и фамилию на стойке информации в больнице, а после идет на поиски палаты №346. В последний раз ему приходилось это делать два года назад, и тогда все закончилось реанимацией; до гроба не хватило нескольких грамм и менее расторопных врачей скорой помощи. Позднее именно тот день он назовет днем, когда его брак рухнул окончательно.
Кейтлин уже в сознании, когда он заходит в палату. Она облизывает пересохшие губы, поднимается на кровати выше, стараясь не тревожить капельницу. Барри не садится на кровать, не садится в кресло рядом с кроватью. Он просто стоит и смотрит на то, как некогда лучшая студентка курса, победительница олимпиады штата по химии, женщина, на которой он захотел жениться не только из-за деловых отношений между их родителями, лежит в кровати с мутной после передозировки кокаином головой и смотрит на него слезящимися глазами с черными кругами под нижними веками, чересчур сильно контрастирующими на фоне бледной кожи.
— Сдохнуть хочешь? — у Барри болит голова: боль давит череп где-то в районе затылка, и он чертовски устал от ее выходок, от истерик и этих слезливых взглядов. — Если будешь так продолжать, все именно этим и закончится.
— А ты и рад будешь, — шипит Кейтлин и сжимает руки в кулаки; слезы катятся по щекам. — У тебя же есть твоя дорогая сестричка, твоя распрекрасная Айрис, от которой никаких проблем. Никаких больше преград, когда я сдохну. Так может, мне умереть прямо сейчас? Хочешь? Этого хочешь?
— Я хочу, чтобы ты успокоилась, иначе мне придется позвать врача, — обрывает начинающуюся истерику он. — Кейтлин, что с тобой случилось? Когда ты дошла до такого? Скоро за дозу будешь тело свое предлагать?
— Тебе-то какое дело, а? У тебя есть Айрис.
— Айрис тут совершенно не причем. Мы говорим о тебе и о твоей зависимости.
— У меня нет зависимости. У меня есть только муж, которому плевать на меня. Почему ты не можешь любить меня так, как любишь ее? А? Чем я хуже?
— Ты прекрасно знаешь, что я любил тебя, Кейтлин. Я любил тебя так, как никого не любил, когда мы поженились. Но я чертовски ошибся, когда стал позволять тебе слишком много. Я просто хотел сделать тебя счастливой, но проморгал тот момент, когда счастье, в твоем понимании, стало синонимом кокаина. Я виноват перед тобой, Кейт, и хочу помочь все исправить, но я не смогу спасти тебя, пока ты сама не захочешь спасения.
— Мне не нужна твоя помощь, — она ударяет кулаками себя по коленям. — Я хочу, чтобы ты любил меня! Я хочу, чтобы ты любил меня, как раньше.
— Разве? Ты хочешь, чтобы я любил тебя? Сомневаюсь. Ты хочешь, чтобы я снова был твоим ручным псом, которым ты можешь крутить, как тебе вздумается, а он только и будет, что заглядывать тебе в рот. Этого с меня хватит. Я слишком долго любил тебя, в то время как ты путала любовь с обладанием, — Барри целует ее в лоб. — Если захочешь хоть что-то изменить в своей жизни, позвони мне, хорошо?
— Иди к черту, Бэмби, — она бросает в него подушкой, глотая слезы. Игла капельницы вырывается из вены. Барри вздыхает и выходит из палаты, набирая номер ее матери.
— Прости, Кейт, я не хотел до этого доводить, но ты вынудила меня, — бормочет он, слушая длинные гудки.
#
Кейтлин сбегает из больницы: улучает момент, когда медбрат, которому было сказано следить за ней, теряет бдительность, и, быстро переодевшись в заранее принесенную Линдой сменную одежду, петляет коридорами, спускается по пожарной лестнице. Она чуть не сталкивается с Барри в холле, но он слишком занят разговором по телефону в ожидании прибытия лифта, чтобы заметить ее. Ей было бы обидно, не будь она настолько поглощена желанием уйти отсюда, пока, сославшись на якобы существующую зависимость, муж не упек ее в реабилитационный центр.
Идти некуда; она идет к Хантеру.
Он удивляется, когда находит ее сидящей на полу возле своей двери. У нее полопавшиеся капилляры вокруг радужки, бледные губы и какое-то затравленное выражение лица. Глаза мгновенно начинают блестеть от слез, стоит ей увидеть его.
— Мне просто больше некуда пойти, — шепчет она, цепляясь за него; у нее подгибаются колени, растрепаны волосы, и Хантер не знает, что и думать. Его затапливает страх вперемешку с яростью, когда он заводит ее в свою квартиру. — Только не отдавай меня им, — Кейтлин шепчет, усаживаясь в кресло, кусая губы и прижимая дрожащие руки к груди.
— Что случилось? — он подает ей стакан с водой, и она пьет жадно, давится.
— Они хотят запихнуть меня в лечебницу, я знаю. Это все Бэмби. Он считает меня наркоманкой, но я не наркоманка, Хантер! Я не наркоманка! Я нюхаю кокаин, но это баловство! Мне не нужно в больницу! Я сама справлюсь! Ты веришь мне, Хантер? — стакан выпадает из ее рук, когда она хватает его ладони, сжимает пальцы. — Мне не нужно в лечебницу!
— Я не отдам им тебя, — он прижимает ее к себе, гладит лопатки, целуя волосы. — Я никому тебя не отдам. Никогда.
Стук в дверь заставляет Кейтлин вздрогнуть. Она смотрит затравленным зверем, вжимаясь в кресло.
— Не отдавай меня им, — безмолвно шепчет, и в ее голосе столько мольбы, что у Хантера сжимается сердце, когда он идет открывать; стук повторяется.