- Так я заеду? – не унимается Либби.
- Заезжай, - соглашаюсь неожиданно для себя самой.
SLO - Nothing Hurts Like This
Childish Gambino - Redbone
Утро субботы начинается с грохочущей в ушах музыки и яркого солнечного света, настырно пробивающегося сквозь французские двери моего балкона.
Выхожу на террасу и вижу на подъездной площадке перед домом Дамиена: в бейсболке козырьком назад, солнечных очках, неизменных чёрных джинсах и широком, свободно болтающемся на его бёдрах ремне. Сентябрь на дворе, а этот клоун раздет по пояс.
Он моет машину, старательно натирает губкой её чёрную глянцевую поверхность, перепачкав себя и свою «возлюбленную» пеной.
Широкие плечи, руки, играющие мышцами при каждом движении, рельефный пресс и штаны, словно нарочно спущенные ровно настолько, чтобы показать всё, что можно, не выходя за рамки приличий. Я даже не знаю, где он интереснее: в районе талии, так эротично переходящей в выпирающие мышцы нижнего пресса, или со спины, где расположена татуировка. Рисунок с этого расстояния не разобрать, и я торопливо возвращаюсь в комнату, вспоминая, насколько мощный zoom у камеры моего телефона.
Из окна видно хуже, чем с балкона, но зато безопаснее, и поэтому, надёжно замаскировавшись в белом шифоне портьер, я навожу камеру, ожидая удачного момента, чтобы сделать снимок.
Однако шоу наблюдаю не только я: в высоком сером доме напротив движение – на балконе приторно и вызывающе громко смеются две девицы. Лицо одной из них мне знакомо – видела в школе. Обе разглядывают моего братца, обмениваясь с ним сальными шуточками.
- Фото на память? – он резко поднимает голову и смотрит на меня.
И эта его садистская пакостная ухмылка…
Глупо прятаться, ещё глупее делать вид, что меня у этого окна не было:
- Слишком много чести, - отвечаю. – Всего лишь хотела разглядеть, что за бред ты набил на затылке: с Либби вчера поспорили.
- Не на затылке, а на спине. Просто подойди и посмотри. Так не проще?
- Проще.
И я спускаюсь, подхожу. Смешливые барышни из дома напротив уже вовсю натирают пеной чёрный глянец Мустанга, давным-давно отмытого от любых микроскопических частиц пыли. А хозяин, как петух в курятнике, распустил свой хвост, щедро раздаривая улыбочки и комплименты помощницам:
- У тебя здорово выходит, Мэй… но попробуй двигаться ещё плавнее, - мурлычет миниатюрной азиатке прямо в маленькое ушко.
Видела бы Мегера эту картину. Её прямые патлы завились бы в бараньи кудряшки от злости.
Заметив меня, Дамиен покидает свой курятник и медленно, нарочито не торопясь приближается, чтобы развернуться спиной, вернее тем местом, где у него татуировка:
- Так хорошо видно? – и в тоне ни тени игривости, бывшей секунду назад».
Для меня его голос – всегда смесь раздражения с презрением.
- Более чем, - отвечаю и задаюсь вопросом: «Зачем вышла? Ведь знаю же, хорошего от этого ушлёпка не дождусь никогда в жизни!».
Между лопаток синевато-серой краской набит странноватый на вид треугольник. Ни имён, ни инициалов – только рисунок.
- Почему треугольник? – спрашиваю.
- Погугли, - отвечает.
Но мне, честно говоря, уже совершенно наплевать на рисунок – спина, вся в волнах, как рифлёная доска, говорит только об одном: этот Нарцисс вкалывает в тренажёрке, не жалея живота своего. И всё ради чего? Азиатка и её подружка не отлепляют глаз от «тела», плотоядно облизывая каждую мышцу взглядами.
- Спасибо, что показал, - нет сил наблюдать за этими танцами перед случкой. Тошно.
- Не за что, удачи в споре, - отвечает и уходит.
И ни слова больше, каждый расходится по своим делам. Я – завтракать, Дамиен – трясти веером своих изумрудных перьев.
А дальше у меня утренний кофе с молоком и ложкой мраморного мороженого и представление: Дамиен поливает из шланга своих помощниц, заставляя их визжать и, смущаясь, отлеплять майки от откровенно торчащих грудей. Вижу, как тщательно, но при этом в ускоренном темпе он натирает полиролью сверкающую поверхность своей красивой машины, как восторженно трогает его бицепсы подружка Мэй, и, чёрт меня знает, почему я так легко запомнила её имя. Замечаю его быстрый, вскользь, словно ненароком брошенный взгляд в сторону окна нашей столовой, где вполне предсказуемо могу быть и есть я, и полное отсутствие его интереса к уже практически голым в этих мокрых тряпках соседкам, потому что меня у того окна больше нет.
Тот быстрый взгляд запечатлелся в моей памяти и имел, помимо воли, контакт с чем-то глубоко внутри меня. И это был не разум, потому что Дамиен и моя сила мысли всегда находились по разные стороны баррикад. Но вот, то внутреннее, что не поддаётся контролю и никогда не слушает наших рациональных доводов, уже в тот день ясно поняло, что мы оба, и Дамиен, и я, находимся на пороге чего-то нового. Чего-то особенного. Огромного, необъятного. И внутри меня поселилось тянуще-щемящее ожидание: что будет дальше?
Гугл сказал, что треугольник на мужском теле может обозначать триединую природу мира (Земля, Небо, Человек); физическую и духовную силу, мудрость и красоту; либо попросту семью – мать, отца и ребёнка.
Глава 11. Гонки
Rompasso - Angetenar
Я надеваю свои самые узкие джинсы, именно те, в которых моя задница выглядит наиболее выгодно, а ноги кажутся длинными, и чёрную кожаную куртку, едва прикрывающую поясницу. Распускаю волосы, впервые за долгое время позволяя их крупным волнам свободно лечь на мои плечи и спину. Даже крашу ресницы и губы любимым маковым блеском.
- Охренеть… - приветствует подруга.
- И ты хорошо выглядишь, Либ. Привет, кстати.
Открываю дверь её жёлтого Фольксвагена, сажусь рядом с водительским сидением, хотя это место считается самым опасным с точки зрения вероятности летального исхода.
- Знаешь, когда я сказала, что ты её не потянешь – погорячилась! – не унимается подруга. – Нет, серьёзно. Тебя всего лишь нужно было привести в порядок, оказывается!
- Спасибо за комплимент.
Пристёгиваю ремень, проверяя надёжность устройства.
- Едем? – её исследующий взгляд начинает меня нервировать.
- У тебя зачётная задница, и сиськи тоже есть, - констатирует не без зависти.
- А у тебя их нет?
- Есть. Нулевого размера.
Её почти расстроенное лицо поворачивается к дороге, рука механически заводит машину, и наш Фольксваген резво снимается с места. И я завидую: безумно хочется научиться водить, чтобы ни от кого уже не зависеть.
Мы приезжаем в Мишн почти к самому началу гонки. Широкие трибуны переполнены людьми, платные стоянки - машинами. Либби долго кружит, пытаясь отыскать свободное парковочное место, но дело заканчивается маскировкой в кустах, что съедает ещё полчаса нашего времени. Первый заезд, а в нём как раз участвует Дамиен, мы пропускаем.
- Кто выиграл в первом? – орёт Либби на ухо долговязой девице с пирсингом во всём, во что его можно было вставить.
- Дам! – сообщает та, приложив немалые усилия, чтобы перекричать орущую музыку в стиле hard rock.
- Видишь?! – с гордостью восклицает Либби. – Я же говорила!
Дальше она, подобно танку, протискивается «к нашим», вещая разъярённым болельщикам: «Мы из команды Блэйда, опоздали, не могли паркинг найти!». И те, поскрипывая зубами, пропускают нас, узнавая, очевидно, в Либби завсегдатая группы поддержки Дамиена.
Спустя минут двадцать нам удаётся прорваться к трибунам со знакомыми лицами: здесь почти вся школа, все классы, не только двенадцатый и не только наше подразделение. Я вижу и одиннадцатиклассников, и учащихся в десятом. И Дамиена тоже вижу: он стоит, облокотившись на капот Мустанга, обклеенного тонкими красными полосами. Обычно для гонок клеят только две широкие белые полосы и только на капот.