Потом напряжение в груди прорвалось наружу, и Рин впервые после первого знакомства с академией заплакала, закрыв лицо руками, чтобы никто не услышал.
Она плакала от боли. Плакала от стыда. Но самое главное — потому что два долгих года подготовки к кэцзюй ничего не значили. Она на несколько лет отстала от однокурсников в Синегарде. У нее не было опыта в боевых искусствах, тем более никаких унаследованных техник, даже такой дурацкой, как у Нэчжи. Она не тренировалась с детства, как Венка. Не была такой же гениальной, не обладала такой же памятью, как Катай.
Но что еще хуже, она не имела никакой возможности нагнать остальных. Без занятий Цзюня, какими бы изматывающими они ни были, у Рин не было шанса пройти Испытания. Ни один наставник не примет кадета, который не умеет драться. Синегард — это военная академия. Если Рин не сумеет постоять за себя на поле боя, то какой от нее толк?
Наказание Цзюня было равносильно исключению. С ней покончено. Точка. Через год она вернется в Тикани.
Но ведь Нэчжа начал первым.
Чем больше Рин об этом размышляла, тем быстрее отчаяние превращалось в ярость. Нэчжа пытался ее убить. Она оборонялась. Почему ее выкинули из класса, а Нэчжа отделался легким испугом?
Ответ слишком очевиден. Нэчжа из благородной синегардской семьи, сын наместника, а она — деревенская девчонка без кола без двора. Исключение Нэчжи может вызвать неприятности и политически сомнительно. Он — человек важный. Она — нет.
Нет… С ней не имеют права так поступать. Пусть они и считают, что ее можно выкинуть как мусор, но она не будет просто ждать с поджатым хвостом. Она уже стала кем-то. И не станет снова никем.
Дверь тренировочного двора открылась, и курс вышел. Все спешили мимо, делая вид, что ее не замечают. Задержался лишь Катай.
— Цзюнь отойдет, — сказал он.
Рин молча взяла протянутую руку. Вытерла лицо рукавом и хлюпнула носом.
— Я правда так думаю, — сказал Катай и положил руку ей на плечо. — Нэчжу он отстранил только на неделю.
Рин сбросила его руку, дернув плечом и яростно вытирая глаза.
— Это потому, что Нэчжа родился в рубашке. Нэчже сойдет это с рук, потому что его отец половину академии держит за яйца. Нэчжа из Синегарда, и потому он особенный, и его место здесь.
— Да брось, здесь и твое место, ведь ты сдала кэцзюй…
— Кэцзюй ничего не значит, — язвительно произнесла Рин. — Это просто уловка, чтобы необразованные крестьяне знали свое место. Даже если ты и сдашь кэцзюй, все равно найдется способ тебя исключить. Кэцзюй затуманивает зрение низшим классам. Заставляет мечтать. Это не лестница наверх, это способ держать людей вроде меня там, где они родились. Кэцзюй — это наркотик.
— Это неправда, Рин.
— Нет, правда! — Она врезала кулаком по стене. — Но от меня так просто не избавиться. Я не позволю. Не позволю.
Она внезапно покачнулась. В глазах потемнело, но потом зрение прояснилось.
— Великая черепаха! — сказал Катай. — Ты как себя чувствуешь?
Рин развернулась к нему.
— О чем это ты?
— Ты вся взмокла.
Взмокла? Ничего подобного.
— Со мной все в порядке, — сказала она.
Голос звучал слишком громко, звенел в ушах. Она что, кричит?
— Успокойся, Рин.
— Я спокойна! Совершенно спокойна!
Даже и близко не так. Ей хотелось что-нибудь ударить. На кого-нибудь наорать. Ярость накатывала на нее жаркой волной.
А потом живот пронзила боль, как будто Рин пырнули ножом. Она резко вдохнула и схватилась за пояс. Кишки словно терзали зазубренным камнем.
Катай схватил ее за плечи.
— Рин? Рин?
Ее затошнило. Может, удары Нэчжи повредили что-то внутри?
Потрясающе. Тебя унизили и покалечили. То ли еще будет, когда они увидят, как ты хромаешь в класс. Нэчжа будет в восторге.
Она оттолкнула Катая.
— Мне не нужно… Оставь меня в покое!
— Но ты же…
— Я в норме!
Ночью Рин проснулась от липкого стыда.
Штаны пижамы холодили кожу — так бывало, когда в детстве она писалась во сне. Однако ноги были липкими, явно не от мочи. С колотящимся сердцем Рин встала с кровати и трясущимися пальцами зажгла лампу.
Она посмотрела на свои ноги и чуть не закричала. При свечах повсюду стали видны алые лужицы. Рин была вся в крови.
Она постаралась утихомирить панику, заставить вялый разум мыслить рационально. Она не чувствовала резкой боли, только сильный дискомфорт и огромное раздражение. Ее не порезали. Внутренние органы никак не могли быть задеты. Тут по ногам потекла новая струйка крови, и мокрыми пальцами Рин обнаружила ее источник.