Он увидел, что я не собираюсь идти с ним, взял поводья, и помчался за остальным отрядом. Я не собирался? Я хотел! Я хотел с ними… но я просто застыл. Ничего не мог поделать.
Мой конь, мой Метценгерштейн, ждал меня. Помчаться в погоню? О, мой конь был неподвластен мне, и сам решал, что делать дальше. Мы галопом понеслись в другую сторону.
Мы неслись через деревню, сея смерть. Дома вмиг вспыхивали, я слышал дикие крики и вопли плачущих детей, но что я мог поделать? Добежав до высокого холма, Метценгерштейн встал на дыбы, и заржал так громко и искренне, что мне стало не по себе. Да, в этот момент я испугался. Я сидел на настоящем демоне. Это был не конь, о, нет. Это что-то гораздо более страшное. Сам чёрт ему не брат.
Но! Я кое-как, мало-помалу, научился управлять им. Требовалась некоторая ловкость и сноровка, но я смог. Мы помчали к берегу большого озера, желая сразится против морского чудовища вдвоём! Я и мой конь, а кто ещё нужен?
Церковь пылала за нами, и я слышал, как с грохотом упал медный колокол, и этот протяжный последний звон… Я принёс участь Содома в этот мир. Бог умирал у меня на глазах, я был дьяволом во плоти. Меня мучала сейчас только жажда… жажда выпить воды и убить чудище! Какая нелепая храбрость. Это я научил людей мешать селитру с серой! Мои томления помилуй, Сатана.
Я видел уже озеро, на моём плече оказался карабин, да разве мог он помочь? Здесь нужно что-то более сильное.
Я мчался по берегу, а конь мой отбрасывал мокрый песок от своих подкованных копыт. Как быстро мы мчали, но!.. Сильная рука чудовища, которая появилась с неоткуда, подсекла ноги моего Метценгерштейна, и я полетел вперёд. Я упал, но не чувствовал боли. Оно медленно вздымалось надо мною. Огромное, чёрное, поднимающее ветер и волны. О, ужас! Воплощение моих кошмаров, вот оно! Держит меня своими мерзкими щупальцами, сжимая так крепко, что я не мог сделать ничего. НИЧЕГО! Как я желал прикончить его сейчас, глядя в его красные, полные ненависти глаза, но оно хотело поиздеваться надо мною.
Когда оно приблизило меня к своей рычащей пасти, я поразился. Нет, не испугался, поразился! Как он был страшен, этот библейский Левиафан, или Лавкрафтовский Ктулху. Кого же он напоминал больше? О, право, не знаю… он был страшнее их обоих.
Дикая охота промчалась сквозь меня, и это заставило чудище бросить моё тело. Я стремительно падал, а всадники быстро проносились надо мною. Они мои спасители. Один кошмар убил другой, один монстр убил другого. Вот как это бывает.
Я упал на мокрый песок. Кровь бежала с меня быстро, но мне было хорошо. Я бы отдал ногу сейчас за сигарету! О, кажется, она ещё цела. Рядом со мной лежала пачка сухих сигарет и спичек. Безумие… какого чёрта?
Закурив, я увидел, как Метценгерштейн играет с призрачным оленем Сигурда. О, будь я художником – эта картина стала бы моим триумфом. Но не станет. Это секрет только мой, Метценгерштейна, призрачного оленя и Сигурда. Как сохранить вообще секрет четверых? Убить троих? Или четверых? А если двое из них призраки, конь – неизвестное порождение, живое или мёртвое, не знаю, и я, то ли труп, то ли живой. Вот ведь задача…
Как красиво полыхала деревня вдалеке. А мы скакали прочь. Быстрее ветра, быстрее всего, что вообще есть в мире. Никакой сокол не мог сравнится с нашим стремительным галопом. Убьём всех! Наше время пришло, Метценгерштейн!
Но он уже устал убивать. Ему просто не хотелось этого делать, и мы скакали по холмам и мостам. О, как красиво пылают мосты позади. Знать бы только, какой мост сжигать, а какой оставлять. Может, проще всего – сжигать их все?
Тоска и хандра, побудившая меня сделать это – суть мои подруги. Мои верные подруги, с которыми я хожу под руку, и одариваю их всяческими комплиментами. Какой смысл человеческого бытия, если оно наполнено только счастьем? Счастье – миг! В этом его смысл, его великолепная суть. Человек, подобен мне, а это уже что-то страшное, видит красоту там, где другие видят только грязь. Ведь в том смысл! О, как вы не понимаете, глупцы, право! Человек, который стоит между Эдгаром По и Шарлем Бодлером – это уже новый архетип. О, как печален будет этот человек. Аристотель вовсе писал, что меланхолики – лучшие люди во всех отношениях. Но… понять их, внедрится в их разум, в их философию, которая соткана из мрачности, декаданса, романтики и полного упадка человеческой морали – это задача, которую может выполнить только настоящее любящее сердце. Будь это хороший друг, или верная подруга жизни.