- Животное действительно подавляет Т… ты понял, - просиял он. - Она здесь, она проснулась сегодня, и сегодня же вот, - он указал на хвост, - или он, или уши, иногда лапа.
- И зубы, - прошептала Миртл театрально, - вот такущие! - и приставила пальцы ко рту, показывая клыки.
Малфой подошел и медленно потрогал хвост рукой. Шерсть на нем была жесткая, черно-серая.
- Я - пес. Вот уж не думал, - улыбнулся Поттер.
Драко еще раз ощупал шерсть, попросил показать уши, осмотрел и их.
- Наверное, хотя, по-моему, это странно. В тебе ничего от пса. Как у тебя вообще все вышло так быстро?
- В книге же было написано…
- К Моргане книгу, - покачал головой Драко, - никакая книга не научит этому. Техникам осознанного сна или высвобождению подсознательного животного, Мерлин знает чему, наплевать. Это все равно слишком быстро.
Гарри вздохнул. Какая разница? Это сработало, значит, лезть в причины смысла нет.
- Варианта два: либо у меня очередные врожденные способности, либо я просто очень захотел. Выбирай на свой вкус.
Его легкий тон заставил Драко еще крепче заподозрить подвох, просто потому что слишком легко. Но теоретически… перед ним ведь Поттер, вечное исключение из всех правил, это раз. А два…
Он ведь действительно хотел этого, с недавних пор все больше, ведь он снова захотел жить. Он никогда не говорил в открытую, но часто упоминал, что нужен волшебному миру лишь как голая функция - убийца. Есть ли вероятность, что облик животного для него значил свободу? Потому что если есть, то все приобретает черты очень логичного исхода.
- Главное не это, - улыбка Гарри просияла снова, - главное, я смогу ее удержать до того, как… и может даже после. Я, возможно, выживу, понимаешь?
Драко улыбнулся в ответ, чувствуя, как волны чего-то странного разливаются внутри. Словно рука, сжимавшая его горло все это время, вдруг ослабила хватку. Если они победят…
Он сделал шаг вперед и, не слушая возмущенно-удивленные визги привидения, поцеловал Поттера.
***
Ему не хотелось к ней идти и, по правде, все было хорошим поводом этого не делать. Он ее очень любил, по-своему она заменила ему маму и добрую тетушку, он ценил ее и всегда подбирал для нее подарки более личные, чем домашняя утварь или, не дай бог, деньги. Они с Гермионой долго искали что-нибудь, бывало аж за два месяца, Рон, конечно, ничего не знал. Гарри старался не причинить ей неловкости, а она никогда не заставляла его стесняться, за подарки благодарила лично и очень тепло, как любимого сына.
Эта ее скрытая за импульсивной и громкой добротой деликатность была столь уникальна, что Гарри втайне очень гордился, что смог ее открыть. Это была такая черта миссис Уизли, о которой наверняка не знали сыновья, разве что дочь.
И ради Джинни он должен был с ней поговорить. Он совершенно точно знал, что она никогда не придет сама расспросить его или сказать что-то, но точно так же он знал, что миссис Уизли ждала его слов. А он… он отнял у нее дочь, заставил сына желать смерти, разве он заслуживал ее любви?
Малфой после поцелуя мгновенно стал колючим и язвительным - это был его щит, скрывавший ту крохотную хрупкую частичку, которую другие легко показывали. Он ушел, мотивируя тем, что скоро отбой и ему еще делать вид, что его допрашивали. Гарри молча усмехнулся, заставив его прищуриться и фыркнуть. Легилименция, да-да.
Времени до отбоя оставалось предостаточно. Предлогов отклоняться от разговора больше не оставалось.
Молли жила вместе с другими фениксовцами в гостевых спальнях, полных трансфигурированной мебели и кое-как почищенных. Уважая ее горе (а может, просто занимаясь делами), Орден оставил ее одну. Она сидела в кресле, копия которого стояла в Норе, и вязала, пересчитывая петли. По ней не скажешь, что несколько часов назад она была безутешна. Все перегорают, но она, конечно, просто устала, а завтра горе вцепится в нее с новой силой.
Ее лицо было мирным и уютным, как всегда, и лишь припухлость и бледность подсказывали, что что-то здесь не так. Гарри не стал стучаться, тихо пройдя к ней и опустившись возле ее колен.
Он собирался что-то сказать, но слов так и не нашел. Молли опустила руку ему на голову и ласково взлохматила непослушные вихры. От этого жеста хотелось взвыть, но Гарри проглотил его вместе с исповедью. Вместо этого он уткнулся лбом ей в юбку, обнял ее колени и закрыл глаза.
- Ты не можешь быть виноват во всем, Гарри, дорогой, - непривычно хрипло, но как всегда мягко проговорила она; Молли Уизли хорошо успела его узнать.
- Но я виноват в… этом, - выговорить оказалось сложнее, чем он думал. - Она любила меня, понимаете? А я… не… но я пытался, я правда пытался. Нет, я плохо старался, я не доверял ей до конца, и Рону, и Гермионе… Но если бы они узнали, кто я… - путано проговорил он, попытавшись объять необъятное, но просто рвано выдохнул и понял, что никогда не сможет рассказать это.
Молли грустно улыбнулась, не прекращая ободряюще гладить его по голове.
- Я - убийца, миссис Уизли, - выдавил он и наконец заглянул ей в глаза.
- Все мы убивали, дорогой, - вздохнула Молли, - или еще убьем. Такова война. Мы хотим, чтобы наши дети жили в лучшем мире и готовы делать для этого все…
- Но я убил, понимаете? Беллатрикс Лестрейндж, ее мужа и Питера Петтигрю! И еще должен убить Волдеморта! Убил и думал, что так правильно.
- Ох, Гарри, дорогой мой, - Молли погладила его по щекам. - Я не знаю, что тебе сказать, не знаю, как сделать, чтобы тебе стало легче. Для меня ты все равно что мой ребенок. Я не могу тебя судить.
Он помотал головой, пытаясь выразить, что его не нужно ни в чем убеждать (хотя он нуждался в этом, более чем).
- Рон… я виноват перед ним. Моя попытка вывести МакЛаггена на чистую воду… Гермиона… Даже не могу рассказать, сразу начинаю оправдываться!
- Рон простит, я уверена, - Молли приподняла его за подбородок и заглянула в глаза. - Он поймет потом. А Джинни… - она вздохнула, - нельзя заставить кого-то любить, уж я-то знаю. Но… - ее голос тоже сорвался, слезы тихо заструились по щекам, и она прижала его к себе.
Вот и все, что вышло из их разговора. Ничего и капелька сочувствия. Вряд ли кому-то стало легче, но по крайней мере Гарри знал, что у него все еще есть семья.
Ночью он спал без снов.
***
Гарри забаррикадировался в Выручай-комнате и пытался отдышаться. Он поторопился с выводами.
Через два часа после частичных превращений ему снова стало плохо. Уже зная, что это Тьма дает о себе знать, Гарри напрягся и трансформировал уши на пару секунд, и она отступила.
После обеда головная боль накатила так резко, что пришлось привалиться к стене. Ему кто-то помог, и он поспешил укрыться от всех. Ситуация выходила из-под контроля. Малфой примчался сразу, соврав, что идет в медпункт, и теперь сидел рядом, время от времени применяя Enerveit или Aquamenti, не давая Гарри терять сознания.
Во всем замке только он и Малфой знали, что Гарри - Адепт.
Тело сходило с ума: повышалась температура и кружилась голова, накатывало желание убивать, руки скребли пол. Драко сказал, что выглядит он в такие моменты как живой мертвец, жутковато, глаза и те чернеют. Смешок у него вышел горьким. Потом анимагия пересиливала, звуки и запахи усиливались, сознание очищалось, но здание ощущалось как гильотина над головой и больше всего хотелось выпрыгнуть в окно и сбежать.