А город, в своей экзотической красочности, был великолепен. Особенно в районе аристократических его кварталов. За те несколько дней, которые Тагиру пришлось в нем пробыть, он узнал город довольно хорошо. Сидеть на одном месте для него было невмоготу — все время казалось, что где-то рядом он может наконец найти для себя какое-то дело и заработать несколько грошей. В богатом районе — Ашрафие, населенном в основном старинной ливанской аристократией, и в новом современном Рас-Бейруте, где жили в основном иностранцы, на него никто попросту не обращал внимания. В рабочем районе Верхней Басты трудовые руки не были нужны, только в районе Нижней Басты, заселенном мелкими торговцами, ему удалось подработать несколько монет, которые могли бы продлить ему жизнь на два-три дня.
Чем меньше оставалось сил в его когда-то крепком теле, тем отчетливее осознавал он безвыходность своего положения. Самое страшное заключалось в том, что ему не у кого было искать поддержки. Никто не обязан был за него заступиться — скитаясь по всему миру, он так и не приобрел себе постоянного подданства.
И он решил, будь что будет. Сейчас он пойдет на базар, проглотит пирожок с похлебкой и, когда желудок на некоторое время перестанет диктовать свою волю, обдумает все не спеша. А там в конце концов не все ли равно, как кончить свою жизнь.
Он долго толкался в шумливой толпе базара. Ему все казалось, что у торговок, к которым он подходил, пирожки недостаточно велики, что где-то рядом должны быть большие, и что похлебки наливают не так много, как это делали где-то здесь же вчера, и, наверное, ходил бы еще дольше, как вдруг около одного из торговцев глиняной посудой услышал слова, которые заставили его вздрогнуть.
— Ахмет, — сказал женский голос, — возьмем эти. Они мне больше нравятся.
Тагир обернулся. У деревянного лотка, на котором горой были навалены глиняные кувшины и чашки самых различных форм и размеров, стояли мужчина и женщина. Тагир не видел их лиц. Но говорили они на чистейшем адыгейском языке.
И Тагир, не удержавшись, сказал:
— Добрый день, дорогие соотечественники!
Женщина не обернулась, она продолжала рассматривать посуду. Обернулся мужчина. Теперь Тагир не сомневался, что перед ним был адыг, такое лицо он мог встретить разве только где-нибудь в районе Понежукая. Или на берегах Лабы. Он смотрел на Тагира совершенно спокойно, казалось, его совсем не удивило внезапное к нему обращение.
— Добрый день, — сказал он. — И да поможет тебе аллах. Ты тоже приехал на базар за покупками. Издалека? Из какого аула?
Из какого аула? О чем он спрашивал. Или он просто смеялся над ним! И он ответил:
— Из того, что стоит над Лабой. Недалеко от Майкопа.
Мужчина внимательно смотрел на него. Теперь, кажется, он думал о том, не смеялся ли над ним Тагир.
— Ты говоришь правду? — тихо спросил он. — Ты на самом деле с древней адыгейской земли?
— Клянусь! — ответил Тагир. — Костями предков, которые лежат в этой земле.
Мужчина обернулся и коснулся рукой плеча женщины.
— Зульфия, — сказал он, — смотри, этот человек приехал оттуда, где жили наши предки. Он с Кавказа. Он был там совсем недавно.
Тагир покраснел. Он хотел сказать, что это было совсем не недавно, что с тех пор прошло почти два десятилетия. Но не сказал. В глазах женщины вспыхнул такой интерес, что ему стало просто стыдно погасить его.