— Извините, пожалуйста, за вторжение, — развел руками Владимир Петрович. — Но с вашим мужем не так просто сладить. Я только поинтересовался ружьем, а он, видите, и за стол уже сажать меня хочет. Я лучше зайду как-нибудь в другой раз.
— И не думайте, — сказала Нафсет, приветливо улыбнувшись. — Это еще никому не удавалось. Вы давно живете в наших краях?
— Да уже больше года, — ответил Владимир Петрович.
— Ну, тогда вам должно быть известно, что значит для адыга гость. Вы можете прожить в семье у адыгов несколько дней, и никто из хозяев дома даже не спросит вас о причине вашего приезда!
— Ну, несколько дней я обременять вас не собираюсь, — засмеялся Берузаимский. — У меня имеется свой дом, и совсем недалеко отсюда — в хуторе Навесном. Слышали?
— Ну еще бы, — улыбнулась Нафсет. — Это совсем рядом с Рамбесным. А там живет моя тетя. Она замужем за учителем английского языка Касимовым. Вы его знаете?
— Нет, — Берузаимский покачал головой. — Я ведь раньше жил в соседнем райцентре, а на хуторе всего несколько дней. Недавно купил дом поближе к природе.
— И работать теперь будет у нас, — сказал Алкее, входя в эту минуту в комнату. — Вместе с дядей Капланом.
— Но это мы еще не решили, — шутливо запротестовал Владимир Петрович. И посмотрел на Нафсет. — Ваш муж, кажется, привык решать все слишком быстро.
— Да, — улыбнулась Нафсет, — с ним это бывает. Я еще не успела закончить школу, а он уже решил за меня, что мне ну просто непременно нужно выйти за него замуж!
Говоря это, Нафсет вынула из шифоньера чистый фартук, надела его и, пройдя в соседнюю комнату, стала хлопотать у стола.
Алкес, извинившись, вышел во двор, чтобы позвать сына. Берузаимский, сидя на диване, осматривал комнату. В ней было удивительно чисто и опрятно. Все было просто и разумно. Никаких безделушек и лишних украшений. Единственное, что, пожалуй, не совсем гармонировало с убранством комнаты, это были два портрета в деревянных рамках, висевших в углу над диваном. Они несомненно были пересняты с небольших фотографий и пересняты довольно неумело, — наверное, переснимал кто-то из местных фотографов. Женщина вышла хуже, а мужчина получился значительно отчетливей. Женщина казалась хрупкой, похожей на девушку. У мужчины были крупные черты лица и сросшиеся на переносице густые брови. Он был молод, не старше двадцати двух — двадцати трех лет. Берузаимский, еще не зная почему, внимательно разглядывал этот портрет. И вдруг он понял почему. Лицо это показалось ему знакомым. Но чем дольше он в него всматривался, тем больше убеждался, что видит его впервые. И в это же время оно кого-то ему напоминало. Кого?
— Вы тут не заскучали один? — сказал в это время Алкес, появляясь в дверях. — Вот мой наследник — Тагир, — он показал на мальчугана лет пяти, которого держал за руку. — Наконец затащил. Светлячок одна с ним уже не справляется. Целый день или на деревьях, или на реке. А вести к столу нужно только силой.
— А я уже кушал, — сказал мальчуган, смотря в окно. — Я уже вот столько кушал, — и провел рукой по горлу.
— Верю, — строго произнес Алкее. — И даже больше, чем так. Но только одни груши. С дерева. Мой руки и садись за стол. Быстро. А то можешь так обессилеть, что и на дерево не влезешь. Ну давай, давай.
— А поедем в лес? Когда ты не будешь работать? — крикнул Тагир, стоя уже около умывальника.
— Ладно, ладно, — улыбнулся Алкее. — Поговорим после еды. Ну как дела у тебя, Светлячок? — спросил он, заглядывая в соседнюю комнату.
— Можете садиться, — сказала Нафсет, — Тагира я покормлю сама. Он вам не даст поговорить.
С момента появления Алкеса с маленьким сыном Берузаимский успокоился. Как это ему сразу не пришло в голову! Сын Алкеса был удивительно похож на мужской портрет, который висел на стене. У самого же Алкеса сходства с этим портретом было гораздо меньше. У него были мелкие и округлые черты лица, как у матери. Но Берузаимский успокоился не до конца. Какое-то тревожное чувство продолжало в нем жить. Ведь отец Алкеса кого-то напомнил ему еще до того, как маленький Тагир появился в комнате. Но кого? Старая, годами проверенная зрительная память не могла его обмануть. Занятый этой мыслью, он невпопад отвечал на вопросы Алвеса, который расспрашивал его о том, где и кем он раньше работал. Заметив его поведение, Алкес с некоторым удивлением посмотрел на него, и Берузаимский, извинившись, сказал, что, увидя маленького Тагира, он вспомнил своего сына, который умер от скарлатины в таком же приблизительно возрасте. Алкес из вежливости перестал задавать ему вопросы. Но Владимир Петрович теперь уже сам рассказал ему о работе на Севере на лесоразработках. О том, что, устав и от сурового климата и от тяжелой работы, он приехал сюда на Северный Кавказ, купил домик в соседнем райцентре, немного поработал там в конторе райпотребсоюза, и вот теперь его снова потянуло в лес, на природу. Плотницкое дело он знает неплохо. И предложение Алкеса его вполне устраивает. Но он просил бы, чтобы тот его особенно не торопил. Он хочет сам осмотреться, все взвесить.