ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В овощном ларьке, оказывается, торговали еще и вином, и полноватая смуглолицая продавщица продавала его даже в розлив. Делала она это, наверное, больше для тех, кого знала, но Тагир не то понравился ей, не то внушил с первого взгляда доверие… Она спросила сама, не хочет ли он попробовать свежего, очень хорошего сухого вина. Когда Тагир согласно кивнул головой, она посадила его за перевернутый ящик между ларьком и забором. Дальше находилась решетчатая летняя будка для овощей, которую, наверно, и имел в виду Сергей. Но отрезок улицы, на которой он должен был появиться, был неплохо виден и отсюда, где он сидел. В крайнем случае, можно было встать, если в этом появилась бы необходимость.
Тагир не спеша пил сухое вино, закусывая пирожком, которым тоже обеспечила его хозяйка ларька. Стрелки часов показывали без пяти семь. Еще несколько минут, и у раскидистой липы по ту сторону дороги должен появиться Сергей. А может быть, и тот, другой, о котором никто, в том числе и он, Тагир, не должен был знать. Интересно, кто придет раньше? Впрочем, так ли эго интересно. Зачем ему нужен был этот человек?
Сергею другое дело. А может быть, он прав, может быть, нужно действительно просто уйти, раствориться в массе людей и начать честную жизнь? Тагир усмехнулся. И каждый день к чему-то прислушиваться, ждать стука в дверь, приглядываться к людям на улице. И думать не столько о себе, сколько о других, до боли в сердце родных людях. Нет, это не для него.
И тут он увидел Сергея. Тот подошел к дереву и стал рассматривать прикрепленное к его стволу какое-то объявление. Почти тотчас же в двух шагах от него остановилась голубая «Волга» с черными шашечками. Дверца открылась, и из нее вышел человек. Тагир неожиданно вздрогнул и поставил стакан на ящик. Человек медленно шел по тротуару. Тагир не спускал с него глаз. Тот дошел до столба, у которого стоял Сергей, и остановился, как будто заинтересовавшись тем же объявлением.
Теперь Тагир видел его особенно ясно. Кровь толчками ударила в голову. На мгновение перехватило дыхание. Тагир машинально привстал, но потом взял себя в руки и заставил опуститься на место.
Да, это был он! Тагир узнал бы его из тысячи, нет, из миллиона, из многих миллионов людей! И никогда бы ни за что не ошибся. Здесь не только двадцать, но и сорок лет не могли бы ничего изменить. Но почему он здесь? Спустя столько времени! Это казалось настолько невероятным, что Тагир уже готов был поверить, что ошибся. Но лишь только до того времени, как человек, стоявший рядом с Сергеем, открыв дверцу, снова не сел в машину. Сколько раз Тагир видел из-за колючей проволоки, как вот так же неловко он подворачивал под себя ногу, когда взбирался на сиденье своего «оппеля»! Тагир хотел встать. В этот момент такси сдвинулось с места. Сергея на улице не было. Значит, он с ним уехал. Вместе с ним. Но это было почти невероятно! Можно ли верить тому, что он здесь увидал?
Тагир вышел из-за ларька. Голубая «Волга» была уже в конце улицы. В следующую минуту она исчезла за поворотом.
Забыв о том, что ему нужно ждать Сергея, Тагир шел по улице, не отдавая себе отчета, куда он идет. Очнулся он только у входа в парк. Почти машинально прошел на ту же аллею, где они сидели с Сергеем, и сел на знакомую скамейку.
Так неужели же это был он, тот самый, который добил Хасана? Тот самый, от которого когда-то зависела и жизнь Тагира, и жизни тысяч таких же, как он? Тагир снова вспомнил все: бараки за колючей проволокой, медленно бредущие по чисто выметенному плацу скелеты в рваном тряпье. Туда отправляли тех, кто ни на что уже не был годен. А оттуда возврата не было. Остальные молча стояли в рядах и, сжав кулаки, молчали. Эти спектакли с торжественными проводами на тот свет устраивали специально для тех, чья очередь еще не наступила. Оркестр играл веселые мелодии, и все должны были подпевать: и те, кто шел в газовые камеры, и те, кто пока еще оставался жить. И если человек в черном эсэсовском мундире замечал, что у кого-то недостаточно энергично открывался рот… Нет, лучше об этом не вспоминать!
Да, этого человека Тагир запомнил на всю жизнь. Это был тот самый переводчик, что приезжал в лагерь вместе с комендантом на его иссиня-черном «оппеле» и мог молча стоять часами, расставив ноги и заложив за спину руки, наблюдая немигающими глазами за работой пленных. И каждый знал: если он здесь, жди нового, еще более страшного издевательства. Человек этот пользовался правами значительно большими, чем простой переводчик. Иногда на вечернем построении он разглагольствовал о том, что вернет каждого из них для их же блага в первозданное состояние и уж потом на чистом месте заново сделает из них людей. Русским языком он владел в совершенстве, но Тагир никак не хотел допустить мысль, что этот человек мог родиться и жить на одной земле с ним. Наверное, никогда и никого Тагир ненавидел так люто и непримиримо. Лежа ночами на грязной свалявшейся соломе, он придумывал для него самые страшные наказания. Но наступающий день не приносил ничего, кроме все более усиливающейся ненависти. Потом Тагиру чудом удалось бежать, но он никогда не забывал о нем. Ненависть к нему жила несмотря на то, что в другом лагере мало что изменилось. Наверное, каждый из оставшихся в живых мечтал встретиться когда-нибудь с этим небольшого роста желтоволосым человеком и рассчитаться за прошлое. Но таких, оставшихся в живых, было мало.