Сообразительный Вадим уже догадывался, что произойдет. Троица подошла к киоску, и один из них грубо толкнул бомжа в плечо. Бродяга живописно упал прямо на мусорный бачок, с сопутствующим грохотом свернул его набок, содержимое высыпалось. Фонари осветили лица троих — обычные бандитские рожи, ощетинившиеся, угрожающие. Хулиганы что-то потребовали у продавщицы, потолкались возле витрины, гогоча, взяли по бутылке пива. Бомж сумел подняться на ноги и подковылял к окошку — требовать оплаченную покупку. Видимо, это был не самый разумный поступок, потому что троица громко высказала на сей счет неудовольствие. Упрямый бомж тянул руки в окошко и посмел огрызнуться. А вот и последняя капля, подумал Вадим. Дальше все происходило, как в сюжете криминальной хроники: трое налетели на одного, опять уронили его на асфальт и принялись азартно избивать. Их хватило на пару минут. Двое решили, что на этом развлечение закончилось, и, удовлетворенные, отошли прочь. А вот третий явно не желал успокаиваться и прицельно бил по гениталиям и в голову.
— Надо… вызвать милицию… — сдавленно прошептал Вадим. Как загипнотизированный, он видел — запыхавшийся хулиган разбивает бутылку о металлическую опору и, слишком быстро, чтобы его смогли остановить, втыкает острый край в горло бомжу. Время замедлилось. Бандит выдергивает оружие и со стеклянных краев сиропом капает темная кровь. Бомж судорожно дергается, хватается за горло, агонизирует. Молодчик меняется в лице — понимает, что натворил. Гнев на его физиономии сменяется озадаченностью, а та — страхом. Двое его друзей давно удрали в темень жилых кварталов. Постояв немного, убийца роняет оружие и делает ноги. Тело дергается еще разок и затихает. Теперь это безжизненный, остывающий труп, под которым расплывалась черная лужа. Из щели в дверце киоска выглянуло одутловатое лицо женщины, глаза пошарили по площадке, наткнулись на тело. Визг, резкий хлопок и щелчок замка.
Вадима тошнило, на глаза навернулись слезы. Рвота подступала к глотке, приходилось изо всех сил сдерживать позывы. Много раз ему приходилось видеть трупы, но еще ни разу и так близко — насильственное убийство. Затолкав мерзкий комок обратно, Вадим забормотал:
— Что же это, надо ему помочь, надо скорую… надо…
Раздался свистящий звук, с каким воздух втягивают в рот сквозь зубы.
— Уже едет. И скорая, и милиция. Она вызвала, — безразлично проговорил таксист, поворачивая ключ зажигания. Двигатель заурчал, включились фары. Ожили приборы. Таксист вырулил с улочки, проехал мимо побоища и свернул на другую улицу.
— Как вы можете так спокойно говорить? — возмутился Вадим. — Человека убили!
Таксист безмолвно глянул на пассажира, и за затемненными очками блеснуло что-то угольно черное. Вадиму стало нехорошо, непроизнесенные слова застряли на языке. Этот человек, кем бы он ни был, странно действовал на психику. Возникло ощущение огромного давления, словно на грудь положили пудовую гирю, от которой сбивалось дыхание. Вадим почувствовал себя не просто беспомощным — слабым, немощным стариком, закованным в инвалидную каталку. Мир за окном серел, краски куда-то вытекали из него. Пешеходы одеревенело брели по улицам, машины еле катились, свет фонарей потускнел. Даже чернота ночного неба окрасилась в грязно-серые тона.
— Куда мы едем?
Таксист апатично вертел руль.
— Увидишь.
Вадима понесло:
— Я, я, я не понимаю, что все это значит. Вы можете мне толком объяснить, что происходит? Вам нужны деньги — у меня их и правда нет. Десять рублей, сомневаюсь, что они вам погоду сделают. Что с моим телом? Вы вкололи мне какую-то дрянь? Почему вы все время молчите? Это шутка или розыгрыш? Что вам нужно от меня? В конце концов, можете вы сказать или нет?! Ладно, можешь делать, что хочешь, но учти — у тебя будут крупные проблемы. Зря ты меня тронул.
Слова иссякли. Стало легче. Вадим попробовал сориентироваться. Разумеется, знакомым районом тут и не пахло. Какое-то время похититель умело петлял по маленьким улицам, затем выехал на шоссе и погнал по прямой. За домами мелькнули знакомые сталинские высотки. Вероятно, северо-восточная часть. Вадим скоро в этом убедился. Таксист зарулил в первый попавшийся двор, проехал вдоль спортивной площадки и остановился напротив жилого дома-свечки. Заглушил автомобиль и замер сам, словно отсоединенный от питания робот. Руки покоились на коленях в той же позе.