Робби хорош для человеческого парня. Он умеренно внимателен к моему удовольствию, поэтому когда близок к оргазму, опускается рукой вниз поиграть с моим клитором.
До сих пор кажется невероятным, что Билл смог заставить меня кончить одним своим членом.
Я раскачиваюсь взад-вперед на коленях Робби, но ноги начинают уставать. Это не для меня.
— Эй, эй, — говорю я, опускаясь полностью на его член, так что он стонет. — Трахни меня раком?
Робби несколько раз моргает, затем кивает.
— Хорошо, конечно.
Я неловко слезаю с него и становлюсь на четвереньки. Я представляю, что снова привязана к скамейке, мои ноги раздвинуты, ступни в стременах. Я почти слышу рычание позади себя, когда Билл подходит, чтобы занять позицию.
Робби скользит внутрь, и я ненавижу ощущение презерватива между нами. Но так, по крайней мере, я могу коснуться своего клитора, что и делаю, пока он трахает меня быстрее и жестче.
— О, черт, — стонет он.
Я хочу, чтобы он сказал что-нибудь еще, сказал что-нибудь грязное, как Билл, но он только хрюкает, когда я все ближе и ближе подхожу к своему очень далекому оргазму.
Наконец-то я кончила, и Робби отпускает себя. По крайней мере, он дождался. Это несколько впечатляет.
Может быть, если я просто смогу открыть для этого свой разум, у нас с ним все получится. Вопрос в том, когда я скажу ему правду.
Робби остается на ночь, но мы не обнимаемся. То, что мы делали, не казалось интимным — это было больше похоже на необходимую телесную функцию. А ещё я не очень хорошо сплю, когда в постели кто-то другой.
Однако на следующее утро незнакомец, которого я подцепила в баре, проявляет нежность, даже когда быстро одевается, чтобы вовремя прийти на работу. Он подходит, застегивает джинсы и целует меня в губы.
— У меня есть твой номер? — спрашивает он мурлыканьем. — Секс прошлой ночью был невероятным.
По крайней мере, это было невероятно для одного из нас. Но, может быть, встречаться с этим парнем было бы весело, помогло бы отвлечься от мыслей о Билле.
— Конечно. Но только если ты позвонишь, — я достаю свой телефон, а он свой.
— Конечно, я позвоню, — он сжимает мою задницу. — Не каждый день такая горячая женщина в баре ведет тебя к себе домой.
Не могу сказать, нравится ли он мне, или мне нравится, что я нравлюсь ему. Мы все равно обмениваемся номерами, а затем, еще раз поцеловав меня, он уходит.
Но я все еще чувствую пустоту внутри, как будто нашла пластырь, чтобы прикрыть рану, что никогда не заживет.

РАСС
Я сижу на диване, обхватив голову руками, и слушаю рев телевизора.
Я потерял след.
Запах ее возбуждения все еще стоит у меня в носу, но медленно выветривается. Надеюсь, я его не забуду.
Нет. Я никогда этого не забуду. Пока я жив.
Я даже не почувствовал запаха Ди с тех пор, как зашел в ту пустую квартиру. Может быть, она переехала. Что, если она полностью покинула штат? Как бы я тогда ее нашел?
Черт. Мне нужно выпить.
Все, что требуется, — это смс моему другу Калебу, чтобы вытащить меня из дома. Он говорит, что готовит барбекю. У него есть холодные закуски и хот-доги, если я приду сейчас.
Несколько наших друзей собрались на заднем дворе Калеба и все они поднимают пиво, когда я прихожу. Интересно, планировал ли кто-нибудь из них пригласить меня.
Марлен подбегает со своим напитком, зажатым в когтях. Она расправляет огромные, покрытые перьями крылья, затем снова складывает их за спиной.
— Рада видеть тебя на ногах, — говорит она, приветствуя меня на заросшем травой заднем дворе.
— На ногах? — спрашиваю я. — Я всегда на ногах. Я работаю в больнице.
— Да, — вмешивается Калеб, — но помимо этого, ты просто хандришь.
Поэтому они встречаются без меня? Потому что я неудачник?
— Вау, ребята, — говорю я, отхлебывая немного пива. — Приятно знать, что у меня есть поддержка друзей.
Калеб моргает своим огромным единственным глазом, глядя на меня.
— Конечно, у тебя есть наша поддержка. Но на самом деле тебе она не нужна, друг. Каждый раз, когда мы просили тебя пойти с нами куда-нибудь, ты отказывался.
Думаю, это правда. Мне просто… не хотелось.
Может быть, лучше было сидеть дома и хандрить, гадая, что Ди делает сейчас. Как растет наш детеныш? Ранняя беременность может быть неприятной и некомфортной, как и весь остальной процесс создания другого человека, и я больше всего на свете хочу быть рядом с ней.