– Подожди, а на основании чего, собственно, могло быть вынесено такое категорическое определение в отношение меня? Я, ведь, не обследовался!
– Личное присутствие мужчины требуется не всегда. В некоторых случаях достаточно сдать на анализ сперму. Поскольку твоё бесплодие могло не подтвердиться, мне казалось тогда правильным до определённого момента не посвящать тебя в эти мои деликатные хлопоты. Вспомни, иногда тебе очень нравилось оргазмировать, прижимаясь к моим ягодицам. Собранной в такой момент салфеткой спермы оказалось достаточно для исследования. К сожалению, предположение в отношении тебя подтвердилось; а вскоре с нами случилось несчастье.
На этом месте Вика, будто запнувшись, остановилась. Возникла довольно длительная тягостная пауза. Погруженные в пучину чувств и мыслей супруги Гессер сидели: она в кресле, он в инвалидной коляске и молчали, глядя не на друг – друга, а в собственные растревоженные души. Наконец Виктория, вздрогнув всем телом, сбросила оцепенение и вновь вернулась на путь откровений, невероятно трудных, но необходимых.
– Раз уж у нас сегодня такой вечер правды, сейчас я тебе скажу самое главное. И очень надеюсь, что ты сумеешь понять меня и отнестись к этому не эмоционально, а здравомысленно. Эдуард, я хочу, чтобы наша семья стала нормальной в полном смысле настоящей семьёй – я хочу, чтобы у нас был ребёнок, но – не из детского дома! Нет! Конечно, отсутствие желания взять в семью сироту добавляет в мою характеристику ещё одну дрянную черту. Пусть так. Тем не менее я сама способна и желаю зачать и родить от мужчины с безупречной наследственностью своего родного здоровенького малыша. А предчувствие мне обещает замечательного умного сильного сына, который наполнит новым важным смыслом нашу с тобой семейную жизнь!
Виктория, тщательно подбирая и выстраивая слова, произносила готовые фразы заметно медленнее свойственной ей манере речи, внимательно всматриваясь в лицо мужа в надежде увидеть на нём изменения, свидетельствующие об отношении к тому, что она говорила; но безуспешно, ибо ни один мимический мускул на закаменевшем лице Эдуарда Николаевича не выдавал хода его мыслей и чувств. Вика продолжала:
– Вероятно, у тебя появился вопрос. Откуда у меня такая уверенность в безупречной наследственности выбранного будущего биологического отца. Отвечу откровенно тебе и на этот вопрос. Мужчина, с которым я провела вчерашнюю ночь и который может стать…
Здесь в размеренной речи Виктории Гессер вдруг возникла заминка, в продолжение которой она искала нужное точное понятие, но таковое не находилось. Все известные понятия, обозначающие ролевые статусы мужчины по отношению к женщине: муж, друг, альфонс, любовник не были адекватными сути её новаторской социальной идеи. Всё же экстренная мобилизация ума помогла решить интеллектуальную задачу, и она продолжила изложение своего видения возможного будущего.
… может стать оплодотворителем – это один из привлечённых к участию в моей диссертационной работе добровольцев – Родослав Муромский, который был включён в условно здоровую группу, а дальнейшие исследования показали, что Муромский обладает редчайшей генетикой. Люди с такими показателями среди современных поколений, ты сам это прекрасно знаешь, встречаются не чаще, чем один человек на десять миллионов. Ты можешь взять уже подготовленные материалы по диссертации с данными по Муромскому и убедишься сам в его уникальной наследственности.
Я понимаю, Эдуард, что после моей женской измены, тебе трудно верить мне, но, всё-таки прошу тебя, ради всего совместно пережитого – радостного и печального, поверь мне: по – человечески я тебе останусь верна и не оставлю тебя никогда, если только ты сам меня не прогонишь. Клянусь: сын, которого я рожу, ни при каких условиях от меня не узнает кто его биологический отец и он будет считать своим отцом и любить только тебя. Обещаю тебе, что Муромский никогда не увидит рождённого мной своего биологического сына. Это всё, что я должна была тебе сказать, и объяснить, Эдуард.