Снова в семейном гнезде четы Гессер повисла тишина, но не благостная, не умиротворяющая, а наполненная волнами напряжения и тревожного ожидания. Наконец, Эдуард Николаевич поднял голову и, встретившись взглядами с Викторией, произнёс спокойно и бесчувственно охрипшим голосом, выдавшим всё же, глубину его душевного смятения, несколько слов, подводящих черту под безумно трудным диалогом.
– Я могу понять тебя, Вика, как женщину, которая хочет стать матерью, но пока не в состоянии для себя решить: надо ли мне быть твоим мужем и отцом твоего ребёнка. Сумею ли я найти нравственные силы принять всё это – не знаю! Дай мне время.
***
После признаний супруги в своей измене, её сложных объяснений причин и мотивов Эдуард Николаевич никак не мог уснуть. Растревоженное сердце не хотело покоя и неутомимыми мощными толчками гнало взволнованную кровь по артериям и венам, обильно орошая воспалённый мозг учёного, в котором вновь и вновь прокручивались эпизоды минувшего вечера, и синхронно с пульсом в голове звучали слова: материнство, оплодотворитель, сын. Уже далеко за полночь он подумал, что одному ему не найти ответа на поставленные самому себе извечные вопросы: кто виноват и что делать, а это значит одно – ему не обойтись без совета мудрого, авторитетного в семейных делах, человека. Таким человеком была, конечно же, его собственная мама. «Правильно: надо завтра же, нет – уже сегодня съездить к родителям. Заодно и проведаю как они там мои старички.» -Принял он для себя вымученное бессонницей решение и, наконец, уснул.
***
Престарелые родители Эдуарда – мать Дарья Алексеевна и отец Николай Карлович, в течение пяти последних лет, круглогодично жили в загородном доме в хорошо благоустроенном дачном посёлке «Научный». Подобные ему посёлки строились по всей стране за государственный счёт. Небольшие, но при этом весьма удобные, имеющие всё необходимое для комфортного проживания дома-дачи предоставлялись в пожизненное пользование заслуженным деятелям отечественной науки и перспективным молодым учёным, к которым справедливо был в своё время причислен генетик Эдуард Гессер.
Приезд сына для Дарьи Алексеевны и Николая Карловича не стал приятным сюрпризом. Жизненный опыт, а вместе они прожили больше сорока лет, взрастил в них настороженное чувство ко всякого рода неожиданностям, которые, за редкими исключениями, приносили чаще всего лишь неприятности, огорчения, а то и беду. Вот и эта нежданная встреча встревожила больные сердца пенсионеров не на шутку. Не удивительно поэтому, что их первый вопрос к несчастному сыну был: «Что –то опять случилось не хорошее, Эдик?»
– Здравствуй, отец, здравствуй мамочка! Ну, почему сразу надо думать о не хорошем? Самое худшее, что могло со мной случиться уже давно произошло! Поэтому, мои дорогие, у нас есть все основания ждать от судьбы только добрых поворотов. Нет, правда всё нормально! Захотелось вот вас проведать.
– Ну, и ладно – вставил своё слово Николай Карлович – давайте в дом. Надеюсь, сынок, ты с ночёвкой, или как?
– Да, конечно с ночёвкой, папа!
– Вот и правильно. Мы сегодня с тобой наливочкой вишнёвой побалуемся. Очень уж у меня на этот раз хороша вишнёвая получилась. Но, в этом году по совету академика Закревского – соседа нашего, через два дома от нас живёт, знаешь ты его – забавный старичок, попробовал я впервые сделать наливку из барбариса с лимонными корочками… Ну, я тебе скажу это что-то! Язык с гортанью в рай попадают! Так вот и барбарисовую непременно отведаешь у меня.
– Ну, вы – прервала винодельческие мемуары супруга Дарья Алексеевна – пока тут пообщайтесь, а я стол накрою – дело то к обеду идёт, должно быть проголодался в дороге, наш сынок.
– Нет, мамочка, я совсем не голоден, но отказать себе в удовольствии покушать твои вкуснейшие блюда ни в коем случае не собираюсь.
Отцу с сыном было о чём поговорить. Интересных для них обоих тем находилось предостаточно; и не заметили они время, как их уж позвали за накрытый обеденный стол.
«Ну, что ж? – воскликнул Николай Карлович и, подмигнув сыну, потёр ладонь об ладонь в знак предстоящего удовольствия – тогда в столовую.» С этими словами отец встал с маленького двухместного диванчика, сын развернул свою инвалидную коляску в сторону столовой, и они направились трапезничать. Надо сказать, что Николай Карлович, не питавший иллюзий относительно возможного выздоровления сына после случившейся с ним беды, отнявшей возможность ходить, прекрасно осознавал все вытекающие из этого трагического обстоятельства огромные, а иногда и непреодолимые трудности, с какими придётся сталкиваться сыну – инвалиду в быту. Естественно поэтому, прежде всего, надо было сделать всё возможное в части приспособления жилищ к нуждам инвалида-колясочника. В срочном порядке, при самом деятельном участии Николая Карловича, в городской квартире и на даче: были устроены, где надо, пандусы; срезаны дверные порожки; сняты внутренние двери там, где можно было обойтись просто проёмами, а необходимые двери заменены на более широкие, не затрудняющие проезд коляски.