Дарья Алексеевна, проработавшая тридцать лет, несмотря на высшее гуманитарное образование, простым библиотекарем, особый талант имела к домоводству вообще и в, особенности, к кулинарии. Приготовление еды для неё, в отличие от многих других домохозяек, не являлось только неизбежным фактором семейной жизни. Время, проводимое на кухне, доставляло ей удовольствие; а творческий подход к делу – превращал поварское ремесло в кулинарное искусство, когда имеет значение не только вкус блюда, но и его внешний вид. Подчёркивая важность того как выглядит еда на тарелке, мудрая Дарья Алексеевна, при случае, напоминала представительницам слабого пола старые истины о том, что путь женщины к сердцу мужчины лежит через его желудок и, что женщина любит ушами, а мужчина глазами!
По отсутствию достаточного времени из-за неожиданного приезда любимого сыночка, стол, по мнению хозяйки, был накрыт на скорую руку и не так разнообразен угощеньями, как хотелось бы ей. На свежей в меру накрахмаленной скатерти в белых тарелках красовались: красно-розовые помидоры с золотистой паприкой, нарезанные кольцами и уложенные в двухцветные гирлянды, припорошенные молотыми черным и красным перцем; длинные пластины баклажанов, запечённых вместе с миниатюрными кубиками зелёных яблок; ветчинные канапе с прослойками сочных салатных листьев в тончайшей блинной обкладке; отварной со специями говяжий язык под горчичным соусом и любимые Эдуардом куриные котлеты в поджаристых грустящих гренках. В центре стола стояли хрустальные графинчики с обещанными Николаем Карловичем вишнёвой и барбарисовой наливками.
Несмотря на радующий глаз обеденный стол, кушало семейство, не выказывая заметного аппетита, не чередуя поглощение яств с застольными разговорами, разве что только прерывая молчание отдельными восклицаниями и репликами, главным образом в отношении достоинств закусок и наливок, которыми Николай Карлович довольно часто наполнял маленькие рюмочки. Говоря точнее, в рюмку жены ему наливать не было нужды, поскольку Дарья Алексеевна, практически, не пила, а лишь пригубив напиток, ставила рюмку на место; Эдуард Николаевич, продегустировав полной рюмкой каждую из наливок, и, отметив превосходный вкус обеих, в дальнейшем ограничивал свою дозу половиной рюмки, а вот себе старший Гессер, потрафляя своей слабости, каждый раз наливал по полной. Глядя на то, как кушает, как ведёт себя за столом и как выглядит Эдуард, Дарья Алексеевна всё более укреплялась в своём предчувствии того, что истинной причиной внезапного визита сына было не желание повидаться, а какое – то необычное и сложное обстоятельство.
Между тем Николай Карлович, вполне насытившись вкусной стряпнёй супруги, и, обретя блаженное состояние от употреблённой в изрядном количестве отличной «Вишнёвой» и великолепной «Барбарисовой», отправился в спальню дабы вздремнуть часок-другой. Мать с сыном остались наедине. Услышав со стороны спальни звук закрывшейся двери, она вкрадчиво спросила его:
– Эдик, скажи: ты ведь приехал не для того только, чтобы навестить нас с отцом? Ведь так? Я же сердцем чувствую!
– Да так, мама! Мне необходимо с тобой поговорить; выслушать твоё мнение.
Заметив на лице сына печать всколыхнувшихся каких-то мучительных переживаний, похоже перехвативших даже горло, препятствуя речи, как это часто случается в моменты волнения у заик, Дарья Алексеевна встала со стула, подошла к сыну и нежно поцеловала в голову.
– Успокойся, сынок, и рассказывай, что случилось.
– Случилось! Виктория мне изменила!
– О, Господи! Да, верно ли? Откуда тебе это известно?
– Она сама во всём призналась! Она говорила, что не может мне солгать, потому что, однажды солгав, ей пришлось бы и дальше наматывать клубок лжи. И рассказала мне всё: когда, с кем, при каких обстоятельствах, и – самое главное почему она это сделала.
– Интересно, и почему же?