Подойдя к входной двери своей квартиры, и обнаружив отсутствие в кармане ключа, Муромскому пришлось нажать на кнопку звонка. Вскоре за дверью послышались шаги и через мгновение дверное полотно отворилось, и на пороге любовников встретила хозяйка квартиры.
– Вот, ма познакомься – это Виктория.
– Здравствуйте, голубушка! Меня зовут Мария Васильевна.
– Очень приятно! Добрый вечер, Мария Васильевна!
Тут возникла непродолжительная заминка, на протяжении которой две женщины – молодая и пожилая с нескрываемым любопытством глядели друг на друга.
– Ну, что же мы стоим, – наконец устранила заминку пожилая – проходите, не стесняйтесь, будьте как дома.
Мама Рода Муромского, очень хорошо знавшая, что будет происходить дальше, проследовала в свою комнату и, закрывшись, уже старалась не попадаться на глаза молодым людям, которые без промедления уединились в спальне Родослава.
После телефонного звонка Вики, готовясь к долгожданному свиданию, Муромский закрыл окно в своей спальне темными шторами, а из источников электрического света включил только один из двух торшеров с темными же абажурами, стоявшими у изголовья с двух сторон его широкой кровати, с таким расчётом, чтобы в полумраке спальни всё же можно было разглядеть то, что видеть хотелось.
Войдя в комнату любви, Вика сразу направилась к кровати, и, освобождаясь от одежды, сбрасывая её прямо на пол, повернула голову назад в сторону Рода, стоявшего с горящим взглядом на месте, а через мгновение, улыбаясь, произнесла отчётливым шепотом: «Ну, что же ты застыл? Раздевайся!» Пока он медлил, пожирая глазами восхитительное тело, она, уже совершенно нагая, присела на край постели, затем откинулась, и подтянув ноги, приняла позу отдыхающей Венеры, которая выигрышно подчеркивала прелесть переходов линий груди к глубокой впадине талии и дальше к круто возвышающейся над ней округлой выпуклости таза и потом – к плавному очертанию великолепных бёдер гимнастки – художницы. Возлежавшая богиней на ложе Виктория, ожидая предстоящий мужской стриптиз, не отрывала взгляда от атлетической фигуры Рода, а тот, к некоторому её разочарованию, к самой кульминации процесса разоблачения, вероятно испытывая неожиданно обнаружившее себя смущение от вида своей восставшей плоти, повернулся к Вике спиной. Спина, впрочем, тоже производила сильное впечатление развитыми мышцами треугольного борцовского торса. Смущение же понудило его обернуть свои бёдра одним из двух полотенец, висевших на спинке кровати; и только после этого он, наконец, снова предстал перед Викторией лицом, но не бросился тут же в объятия соблазнительницы.
– Знаешь, я должен извиниться перед тобой… Прошлый раз я был просто не в себе и не думал о возможных нежелательных последствиях для тебя. Но сегодня мы будем предусмотрительны. – С этими словами Род открыл ящичек прикроватной тумбочки и вытащил несколько импортных презервативов, игриво шелестя зажатыми в пальцах красивыми пакетиками. Однако, Вика одновременно покачала отрицательно головой, указательным пальчиком, и произнесла с категорической интонацией: «Не надо!»
– Ты уверена? – Спросил несколько удивлённо Родослав.
– Да! И я тебе скажу почему. Потому, что я очень хочу родить от тебя ребёнка.
Виктория заметила на лице любовника гримасу, выражавшую крайнее удивление с примесью испуга.
– И обещаю – тебя это обстоятельство никак не коснётся! Ребёнок будет только моим и моего мужа. Просто считай, что ты мне его подаришь. Ну, ладно, хватит болтать! Иди ко мне! – Вика сдёрнула с Родослава полотенце и они, как и в первый раз, безоглядно предались безумству страсти, в которой воплощались в реальность все эротические фантазии Муромского.
…Утомлённые и удовлетворённые Виктория Гессер и Родослав Муромский лежали на постели. Они не спали. В окно ещё не заглянул рассветный луч; торшеру, освещавшему ложе телесной любви, было тоже позволено отдохнуть – поэтому в спальне царствовали темнота и тишина, нарушаемая, однако, очень тихой почти шепотной беседой молодых людей.
– Вика, а почему ты так категорично заявила, что ребёнок будет твоим и твоего мужа. Мне кажется, да что там кажется – уверен, что я люблю тебя! Разведись ты со своим доктором наук; и мы поженимся!
– Не говори так. Эдуарда я по – настоящему, искренне любила и он по-прежнему мне дорог. Нет, Род, я могу оставаться только твоей любовницей, а мужа я не брошу никогда. Наверное, какой-нибудь моралист мою связь с тобой счёл бы подлой. Пусть так, но и в подлости могут быть свои пределы. На этом давай тему наших с тобой перспектив закроем, а я хочу с тобой поговорить совсем – совсем о другом. Ты даже не представляешь о чём!