– Здравствуйте, Тоня! – Произнёс с тёплой искренностью Род, присаживаясь на край постели, как это часто делают, когда навещают лежачих больных.
– Справки там на комоде. – Вместо ответных приветственных слов сказала она.
– Хорошо, хорошо. Вы что так дрожите?
– Извините, Родослав, но я ничего не могу с собой поделать. Мне почему – то страшно.
– Не бойтесь и не волнуйтесь! Всё будет хорошо, Тонечка. Это не доставит вам боли, ну разве что совсем чуть – чуть.
Невольно беря на себя роль психотерапевта, Род говорил вкрадчиво, медленно снимая с себя одежду и постепенно обнажая своё молодое мускулистое тело, уже наполняющееся любовным жаром. Ласковые успокаивающие интонации его словесной терапии, однако, цели своей не достигали. Дрожь девушки только заметно усилилась, Тоня трепетала. Муромскому стало очевидно, что продолжением психологической терапии должна стать достаточно длительная нежная прелюдия. Приподняв край одеяла, он лёг рядом с контрактанткой, прильнул к её трепещущему телу и, нависнув головой над её прикрытым вуалькой лицом, стал нашептывать: «Успокойтесь, Тонечка, расслабьтесь. Я согрею вас.»
– Поцелуйте меня, пожалуйста. Меня ещё ни разу не целовал мужчина.
Родослав надолго припал своими горячими губами к выступающему из – под края вуальки маленькому лишь окаймлённому намёками розовых губ ротику не целованной девушки. Это был самый долгий в его сексуальной практике, но спокойный исцеляющий поцелуй. Он ещё продолжался, а Муромский почувствовал, как дрожь, овладевшая Тоней сначала умерила свою силу, и потом совсем исчезла. Род откинул одеяло и, окинув взглядом девичью наготу, не мог не восхититься античной безупречностью линий фигуры «дурнушки». Он стал покрывать поцелуями её груди, живот, лаская нежными прикосновениями пальцев упругие бёдра. Тоня, отзываясь на его ласки, не дрожала, а трепетно вздрагивала, тихо постанывая, в моменты прикосновения губ и рук Родослава к её коже. Когда тонкие пальчики Тони с острыми ноготками стали призывно вдавливаться в спину и плечи Муромского, он понял, что прелюдию можно завершать. Не делая пауз между поцелуями, он снова навис над лицом девственницы и снова повторил подготовительную мантру: «Не бойся, Тонечка, всё будет хорошо! Раздвинь свои прелестные ножки, и я войду в тебя.» Девушка послушно и доверчиво исполнила просьбу оплодотворителя, и он не суетливо спокойно принял удобную позу, как можно более упрощая для своего «гордого упрямца» достижение цели. Осторожно, но уверенно «упрямец» преодолел сопротивление стражницы девственности, всплакнувшей несколькими алыми каплями и погрузился в таинственные манящие глубины женского лона, вызревшего для восприятия долгожданного оплодотворяющего семени…
Далеко за полночь, почивавший со своей супругой в спальне, отец Антонины проснулся от стонов, доносившихся из комнаты их дочери. Он растолкал похрапывающую жену.
– Ты чего, отец? Тебе плохо что ль? – С недоумением и опаской спросила она мужа.
– Да, нет! Со мной всё в порядке. Ты лучше, Лидок, послушай вот музыку то.
– Какую ещё музыку? Спятил ты что ли?
– Да, я говорю послушай, как стонет Тонька то. Всё, мать! Стала теперь, слова Богу, наша девка бабой. А от такого бугая – Муромского, теперь, не сомневаюсь, и понесёт вскоре, а то кабы и ни двойню, как прабабка её Ефросинья. Та то всё больше двойнями рожала.
– Ладно, отец, что – то ты разговорился не ко времени. Спи давай уж. А племяннице твоей беспременно спасибо надо будет сказать за вразумленье.
***
– Доброе утро, Родик! Вставать пора. У меня уже и завтрак готов. Просыпайся. – Такими словами будила в это утро Мария Васильевна своего единственного сына.
Пока Родослав со свойственным ему волчьим аппетитом уплетал всё, что приготовила ему мама, Мария Васильевна, по своей многолетней привычке, сидела напротив и молча с удовлетворением наблюдала за процессом поглощения ненаглядным сыночком еды. Насытившись, и, сказав маме своё обычное: «Спасибо, ма! Всё было очень вкусно!», Род было направился по своим делам, но мама попросила его немного подождать.
– Сынок, ты не спеши уходить. Хотела я с тобой поговорить кое о чём.
– Ну, давай поговорим, ма. Слушаю тебя внимательно.
– Тебе, сын, через месяц двадцать шесть лет исполнится, двадцать седьмой пойдёт. Самое время семьёй обзаводиться. Ты жениться то собираешься?
– Само собой, ма! Вот как только найду подходящую кандидатуру, так сразу же и женюсь.
– Ой, что – то не вериться мне. Я заметила в последнее время к тебе и девушки в гости заглядывать перестали. Но, ведь, у тебя сейчас кто – то есть, да? Судя по всему, у вас серьёзные отношения. Ты же дома часто не ночуешь.