Малыш благополучно рос энергичным любознательным умненьким крепышом. Начавший сносно разговаривать в год с небольшим, к двум годам он уже полностью овладел родной речью, включая произношение трудных согласных. Наиболее употребительными в этот период у него стали вопросительные предложения, среди которых чаще других звучал вопрос, относящийся не только к окружающему предметному миру, но и к разнообразным явлениям природы: «Это что?», или «Что это?»; несколько реже родители слышали вопросы «Почему?» и «Зачем?» У Коленьки рано проявился интерес к рисованию. Удивительным при этом было то, что в отличие от абсолютного большинства детей, изображающих знакомые им реалии: дома, автомобили, животных, деревья, цветы, солнце и тому подобное, маленький Гессер предпочитал в своей живописи исключительно стиль абстракционизма с нагроможденьем самых разнообразных цветовых комбинаций, используя различные методы нанесения краски от мазков кисточкой и тычков кончиками пальцев до пятнания бумаги окрашенной ладошкой, а то и покрытия нужных, с его творческой точки зрения, мест на рисунке разноцветными кляксами прямо из стаканчиков с разведённой гуашью, либо акварелью. Каждому своему рисунку, а точнее сказать – живописному произведению он непременно придумывал название, которое собственноручно и писал на свободном месте листа печатными буквами, будучи уже способным: и читать, и писать. К пяти годам Коля бегло читал по – взрослому – одними глазами и прекрасно запоминал прочитанное, часто, практически, наизусть, если что – то ему особенно нравилось. В шесть лет родители обнаружили у сыночка интерес к занятиям спортом: он с большим увлечением занимался плаванием и с явным удовольствием посещал школу восточных единоборств, где тренеры заметили у мальчика незаурядные природные данные. Школьная программа Николеньке давалось очень легко; и его милое лицо из года в год смотрело озорным взглядом с «Доски почёта». При всех несомненных его талантах, ему совершенно не свойственны были капризность и эгоизм. Он обожал всех своих бабушек и дедушек и безмерно любил маму – Викторию Леонидовну и папу – Эдуарда Николаевича.
Глава 5. Десять лет спустя после дебюта.
Сегодня в календаре жизни Муромского был день, отмеченный красным праздничным цветом – сегодня вечером он ждал в гости Викторию Гессер, по – прежнему занимавшую в его сердце особенное место. Предвкушение свидания с ней было столь сладостно ожидаемым оттого, что свидания эти становились всё более редкими. Томительные длительные паузы между ними он склонен был объяснять отнюдь не охлаждением к нему Вики, а совершенно иным оправдывающим её обстоятельством – необходимостью всё больше свободного времени посвящать сыну Коленьке – единственному наследнику семьи Гессер, которому уже шел десятый год. Но, ведь известно: чем дольше разлука, тем желаннее свидание.
Десять лет минуло – ушло за горизонт жизни с первой судьбоносной для Муромского встречи с Викторией – этой роковой женщиной, не ставшей, вопреки его намерениям, любимой женой и, напротив, убедившей Родослава в его особом предназначении – быть оплодотворителем, отказавшись от создания собственной семьи. Сейчас, когда в папке с надписью: «КОНТРАКТЫ НА ОПЛОДОТВОРЕНИЕ», оказались подшитыми уже шестьсот девяносто контрактов, как бы итожа десятилетие специфической деятельности, Муромскому было о чём задуматься. Он уже давно понял, как морально не проста миссия оплодотворителя, легкомысленно казавшаяся поначалу неким непрерывным сексуальным приключением. Прежде всего нашло своё подтверждение его изначальное предположение о возможных душевных травмах, сопряженных с необходимым прекращением контрактных отношений после неизбежно возникающего человеческого сближения между ним и контрактантками. Правда, десять лет назад, размышляя о психологических особенностях контрактных отношений, он думал о негативных душевных последствиях для него лично, а сейчас, имея за плечами богатый практический опыт, Роду стало абсолютно ясно, что такие последствия возникали и у женщин, пусть не у всех, но у значительной их части, причем чем отчётливее проявлялась человечность с его стороны, тем глубже были женские переживания. Не удивительно поэтому, что завершение отношений по истечении срока действия контракта, или по достижении его цели – беременности роженицы, оказалось для Муромского делом существенно более сложным, чем исполнение обязанностей оплодотворителя. На протяжении этих десяти лет не редко возникали ситуации, когда, вступая в интимные отношения с Родославом по – необходимости, ради желанной беременности, через некоторое время контрактантка, в особенности если она была незамужней, начинала испытывать к нему искреннюю влюблённость. Апелляция к формальным условиям контракта в таких обстоятельствах результата не давала. Влюблённые женщины, надеясь на взаимность, подозрение в наличии которой они основывали на впечатляющей эректильной функции у партнёра, наивно принимаемой за неопровержимый признак страсти, признавались в любви, звонили и просили, даже умоляли о продолжении отношений. Муромскому приходилось использовать все свои интеллектуальные способности, чувственное красноречие, предельный такт и доброжелательность, чтобы убеждать влюблённых женщин в невозможности и ненужности того, на что они надеялись.