Родослав Муромский.»
Портрет Анастасии Рябцевой напротив вызвал сильное чувственное и одновременно эстетическое впечатление. Облик Анастасии был примером типажа истинно русской красоты; и вызывал лишь один недоумённый вопрос: почему такая красавица не обрела своего женского счастья. «Хотя, – вдруг будто верхоплавка в старом пруду, блеснув серебряным бочком, промелькнула в голове Родослава Ивановича неожиданно парадоксальная мысль – зачем же такие фаталистические определения? Ещё ведь судьбой Анастасии не поставлена точка в её жизни. И моё особое участие, как оплодотворителя, в ней будет означать всего на всего запятую, за которой, всё – таки, может последовать счастливое продолжение. Почему нет?» Придя с этой мыслью в состояние душевного равновесия, Муромский двумя пальцами, но довольно бегло начал стучать по кнопкам клавиатуры, набирая текст ответного послания в адрес русской красавицы:
«Здравствуйте, Анастасия! Я смотрю на Ваш фотопортрет и задаю себе один единственный вопрос: почему такая удивительно красивая женщина не наделена счастьем в полной мере? Впрочем, как говориться, пути Господни неисповедимы! Что же касается Вашего вопроса о возможности заключения контракта, то, разумеется, контракт такой возможен. Более того я его подпишу с удовольствием и с воодушевлением буду исполнять свои контрактные обязательства перед Вами. Детали и формальности предлагаю обсудить при первой личной встрече, для которой готов, в порядке исключения, прибыть в назначенные Вами время и место.
Родослав Муромский»
Странным непонятным образом именно в то время, когда Род писал письмо Анастасии Рябцевой, в глубинах его сознания созрело решение относительно предложения Катрин Дитрих. Оно было твёрдым очевидным и логичным. Он снова латиницей набрал адрес Катрин и написал ей такой ответ:
«Здравствуйте, Катрин! Не скрою – письмо из Германии было для меня сюрпризом. Второй и приятной неожиданностью стало то, что Вы оказались бывшей соотечественницей, имеющей при этом определённое отношение к Виктории Гессер – человеку, в решающей степени повлиявшему и на мою жизнь и судьбу. Сразу же хочу Вам сообщить, что Ваше желание заключить со мной контракт считаю для себя лестным и, конечно же, с моей стороны возражений, в принципе, нет. Но, при всей заманчивости провести контрактный период в Кёльне, от этого Вашего предложения должен отказаться и вот почему: понимаете, Катрин, я – Оплодотворитель, и уже более двадцати лет исполняю сию миссию. По моему счёту забеременевшими от меня женщинами рождены около тысячи четырёхсот желанных детей. В течение двух месяцев, которые Вы мне предлагаете провести в ФРГ, минимум восемь бездетных российских женщин не смогли бы стать матерями здоровых малышей. Могу ли я себе позволить посвятить одну шестую года исключительно Вам, при всех Ваших, на мой взгляд и вкус, несомненных женских достоинствах? Поэтому делаю Вам встречное предложение: Вы приезжаете на свою бывшую родину, в город, в котором живу я, снимаете номер в одной из гостиниц (рекомендую гостиницу «Юбилейная») и в течение двух контрактных месяцев я буду частым Вашим гостем. Надеюсь, Вы не найдёте это письмо и моё контрпредложение обидными для себя. Поверьте, я очень хотел бы стать биологическим отцом Вашего сына, или дочери.
Родослав Муромский»
Ответив на все три последних электронных письма, Род заглянул в записную книжку, освежая в памяти свои миссионерские ближайшие планы. «Так, – сам себе сказал оплодотворитель – сегодня в восемь вечера у меня пятое свидание с Зинаидой Теребус. Ладно, ехать не далеко – можно пару часов, пожалуй, поспать. В спальню к себе не пошел, а прилег в гостиной на диване, подложив под голову шелковую подушку, вышитую когда – то затейлевым многоцветным узором руками Марии Васильевны. Он лежал, сначала глядя в потолок, потом смежил веки, но сон не шел. Отчего то нахлынули воспоминания о маме, о её многолетнем безнадежном ожидании женитьбы непутёвого сыночка, о маминых мечтах о внуках. Конечно же их она имела ввиду, когда, умирая у него на руках, произнесла последние слова: «Не дождалась…» «Мог ли я тогда говорить ей правду? – Спросил он сам себя. – Смогла бы она поверить в то, что у неё уже больше тысячи внуков и внучек? Нет конечно! Для неё такие слова были бы, в лучшем случае, просто глупой шуткой, а то и гнусной издёвкой – не иначе; и, в сущности, была бы абсолютно права. Вот у тебя, Муромский, невообразимое множество, вроде бы, твоих детей, и не один из них не назовёт тебя папа, ни один! Но, разве это не справедливо? Скажи честно: тебя что – то интересовало, кроме факта их зачатья? Нет! Говоря по совести, тебе было безразлично: все ли они родились живыми на белый свет, здоровы ли, как их называли. Впрочем, имя одного, можно сказать моего первенца, мне все же известно – Николай. Теперь он уже вполне взрослый парень, но не Николай Родославович Муромский, а Николай Эдуардович Гессер – законный сын, воспитанник и наследник покойного Эдуарда Николаевича. Вот его то Коля, естественно, будет чтить и помнить, как своего родного отца – и это правильно! Так и должно быть! А ты, брат, придёт срок, будешь вот так коротать время в холостяцкой квартире в полном одиночестве, пока не отдашь концы. Ладно, нечего жаловаться на судьбу – ты её сам такую выбрал. Ты не отец и не муж, ты – оплодотворитель! Это твоя миссия, это, пока не иссякла мужская сила, твоя стезя! Отбрось хандру и отправляйся лучше к очередной «роженице». Ждёт свидания с тобой в надежде на вторую беременность согласно контракту №1311 рыжеволосая Теребус Зинаида».