Вечером, в бильярдной, Кирилл почувствовал себя в отличной форме. Давно он так не чувствовал себя. Он любовался собой, когда шары, посланные им абы куда, летели на дурака - от трех бортов - и в лузу.
"Почему-почему? Почему? - думала Алина, опустив голову в колени. Почему мы так редко, так редко были вдвоем. То дом полон приятелей, то надо куда-то нестись из дома, то вот... казалось бы, никто не мешает - но гудит телевизор, шуршит газета, звонит телефон... и все - возведена между ними невидимая, но непреодолимая стена. А потом его танцы вокруг внезапных болей, вопли... Неужели он тоже чувствует нехватку моего внимания, и таким образом пытается привязать меня к себе. Но разве это может возбудить во мне сексуальное женское начало... Нет... Материнское?.. Но меня воспитывали по-спартански. Я не знаю, как это - прыгать вокруг капризов ребенка, потакать ему и думать, что являешь этим свое материнское нечто доброе. Нет, ответственная мать не позволит такого. Она, если не шлепнет, то уйдет, дабы не провоцировать детскую истерику в дальнейшем. Впрочем, при чем здесь мать... У матери отморожены сексуальные чувства. Я не могу смотреть на него - как на ребенка. Я стремлюсь к мужчине... к мужчине в нем.
Но вот что странно - никогда, ни одной помехи не возникало между нами, едва мы уезжали в турпоезку ли, в дом отдыха. Там все было легко, красиво и гармонично... Быть может, Надежда права - надо бежать из собственной жизни?.."
- Надежда, я хочу сбежать из больницы, - сказала Алина. - Не хочу я этой операции. Кромсают человека, кромсают, облучают до облысения. И что все равно умирает. Только долго, обезображено, мучительно... - она уставилась на Надежду и вдруг поняла, что уже не замечает её уродства.
- Ты хочешь просто уйти - раз и навсегда - или боишься операции?
- Не боюсь... хотя... Нет. Именно не хочу.
- Никогда не делай того, что не хочется, так не хочется, что противно. Уже этим ты совершишь побег из обстоятельств. Тот, кто идет только на поводу обстоятельств - обязательно упирается в тупик. Такой тупик, в котором все против тебя. Потому что человек - сам долго шел себя супротив, - окончила она усмехнувшись. - Прощай.
ОСТАЛОСЬ ТРИСТА ТРИДЦАТЬ СЕМЬ ДНЕЙ
ГЛАВА 8
- Да что ты такая бледная! Клянусь мамой, смотреть невозможно! Давай, я тебя к нему приведу и, сам за тебя, объяснюсь. Скажу, так и так: Слушай, человек по тебе сохнет. Клянусь мамой! Или не мучай, отпусти... - Карагоз разыгрывал из себя наивного юношу.
Быть может, он так и заступался за своих детдомовских подруг лет в четырнадцать - сам же такого не помнил. Но было что-то подобное, было, ещё в подростковом возрасте, если не с ним, то с каким-то знакомым. Дело было не в этом. Неискушенная двадцатилетняя деваха, на которую можно было смотреть, как на реликт понятий, - сама не понимала, что являлась возможной наводчицей. С того момента, как она сказала, что её любимый богат, Карагоз только и думал о том, как вычислить его квартиру. Работать на заказ по коллекции орденов не хотелось. Стремное это было дело. К тому же - опять из области антиквариата. Скрипка... потом ордена... - все это пойдет как серийное дело. Рынок сбыта один и тот же, мало того - заказчик един. Попасться очень легко. План же по обчистке квартиры этого бизнесмена, морочащего Жанне голову, возник у Карагоза мгновенно, при чем в двух вариантах.
Первый вариант был прост. Она выводит на его квартиру. Он дома. Карагоз естественно светится. Но он не такой дурак. Он тюкает по голове богатого негодяя, связывает, запугивает Жанну, если надо - тюкает и её. Очищает квартиру. Далее, что делать, куда везти, он знал. Жанна уходит с ним, сидит под домашним арестом, пока он не переезжает на другую хату. Не убивать же её. Нет, на мокрое дело он не пойдет. Пусть даже даст его фоторобот - лицо Карагоза обыкновенное. Особых примет не имеет. Он будет уже далеко, потому как из разговоров уже понял, что деньги своей шарашкиной конторы этот бизнесмен хранит дома. А деньги, по расчетам, должны быть немалые. Мужик расслаблен, в депрессии, быть может - даже пьян... Его оставить связанным. Ни жены, ни матери. Но нет... на мокрое дело он, Карагоз все-таки не пойдет.
Второй вариант заключался в том, что она ведет к дому бизнесмена, отнекиваясь, что его нет. Тогда он просто высматривает адрес... Ведет дня два три наблюдение за квартирой и обязательно нащупает в итоге слабое место либо в замке, либо в характере этого нового русского.
Второй вариант казался ему лучше первого. Хлопот было меньше. В воровском деле главное - осторожность.
Он выгуливал Жанну по улицам и слушал её бесконечную исповедь. Она вспоминала себя всю, с самого детства. Как бросил их отец, как мать работала на кондитерской фабрике "Красный Октябрь", денег не хватало, но шоколад был всегда. Быть может, от этого переедания сладкого у Жанны начались проблемы со здоровьем и, когда ей исполнилось тринадцать - начала толстеть. В шестнадцать лет была такой толстой, что ни на дискотеки, ни куда, ходить не могла. Впрочем, и мать никуда не пускала. Да и надеть нечего было... Кончилось тем что, окончив начальную школу, она поступила медицинское училище, но - проучившись один семестр - ушла. Ушла и впала в прострацию. Мать требовала, чтобы шла работать, но Жанна и пальцем пошевельнуть не могла. Она была влюблена.
А он, её пассия, гитарист из группы, подрабатывающей по вечерам в соседнем кафе, не обращал на неё никакого внимания. Жанна лежала на постели, ничего не делала, даже не ела - худела. Мать билась в истерике, а Жанна, едва почувствовала, что сбавила вес, прибавила в силе характера, и пошла, с девчонками стрелять женихов, покуда худая, покуда молодая. Далее её повествование состояло из многочисленных скоростных разочарований.
Карагоз слушал, откровенно удивлялся бессмысленности женского поведения, обычного полета бабочки к свече, и постоянно наводил её на мысль: пойти - выяснить свои отношения с бизнесменом. "Я братом представлюсь, братом. Я себя не выдам. И тебя в обиду не дам. Мамой клянусь. Клянусь мамой!"
- Да нет, его сейчас дома, нет. Он снова в последнее время зачастил в бильярдную. Сначала по больницам, а потом гулять. Он не может сидеть дома один, я его знаю, - отвечала она каждый раз.
Карагоз не отчаивался. В тот вечер он потребовал номер его телефона, сам позвонил. Никто не поднял трубку. Это и требовалось. Карагоз сымитировал короткий разговор и, взяв такси, повез Жанну к Кириллу.
- Что он тебе сказал? Что он сказал тебе? - допытывалась Жанна по дороге.
- Что ждет тебя, да и со мной, с братом твоим рад познакомится.
- Рад познакомится? Ты понимаешь, что это значит?!
- Да, понимаешь. - Отводил взгляд Карагоз, - Родственные отношения... туда-сюда... Я с него как брат обязательство возьму.
- Да я тебе теперь так обязана, так!..
В холле дома сидела консьержка. Этого только не хватало Карагозу. Он пощупал молоточек во внутреннем кармане своего шикарного длиннополого белого плаща и наметил новый план. Из квартиры он возьмет лишь доллары и мелкие ценные вещи. Жанну же тюкнет так, чтобы пришла в себя нескоро. Очнется, уже запертая на все замки, в квартире своего любимого. Вот тогда и объяснится. Выяснит отношения по полной программе. Можно связать... но лучше воспользоваться заранее приготовленным баллончиком с сонной смесью, предназначенного для работы ветеринаров с дикими животными. Все эти мысли пролетели в голове Карагоза с невероятной скоростью. Он чуть не подпрыгнул от восхищения самим собой.
А тем временем консьержка, узнав Жанну, которой часто приходилось исполнять роль курьера, поздоровавшись с ней, пропустила их к лифтам.
Перед дверью Жанна оробела.
Понимая, что дом не простой, и даже не забыв подумать о том, что отпечатки пальцев милиция не снять, не посмеет, он уговорил Жанну нажать кнопку звонка. Жанна позвонила в дверь.
За дверью - тишина.
- Ну вот. Я же говорила. Он уехал, - заныла Жанна.
- Не может быть. Клянусь мамой, я договорился с ним.
- Значит, передумал со мной разговаривать и сбежал.