Одиноко Жанна брела по сумеречной улице сквозь мелко моросящий дождь и понимала, что любит Кирилла. "Конечно, люблю!" - повторяла она самой себе. Вспоминая свое оскорбленное самолюбие, когда он обнимал её во времена застолий, а потом делал вид, что не замечал. Не замечал, даже получая её ежедневные записочки. "Никогда не целуйся с плохими женщинами" - было написано в одной. "Никогда не живи с нелюбимыми!" - писала она в другой. Он не отвечал. Даже оставаясь с ней вдвоем, он никогда ничего толком не говорил. Но манил! Манил и заманивал. Он не был простым "Новым русским", героем анекдотов, он был образован, умен, одевался со вкусом. Красивый, крепкий, импозантный, хотя и чуть сутулый от тяжелой семейной жизни, оттого и кажущийся умудренным не по годам, будь она замужем за таким - жила бы как за каменной стеной. Романтизированный ею его образ всюду сопровождал её.
Она не могла отделаться от него. Да и зачем?! Он был ей нужен! Нужен! Она это точно знала. Она не представляла своей дальнейшей жизни без него. Он постоянно был с ней. Но чем острее она ощущала его присутствие во всем, тем острее чувствовала свое одиночество. И беззащитность. "Парней так много холостых, а я люблю женатого..." - печально крутилось в её аккуратно причесанной головке. Словно стряхивая с себя эту привязавшуюся песню, она передергивала плечами, и гордо шла сквозь непогоду на свидание со своим приятелем с Арбата - Николаем.
Карагоз, представлявшийся особам женского пола Николаем, специально пригласил на встречу с человеком от заказчика эту мелкую, всю какую-то рассеянную и растерянную брюнеточку. С блондинкой он бы слишком привлекал внимание. Без женщины же - встреча прошла бы куда сложней: какой-нибудь пьяный мог подсесть за стол и начать брататься. Мог... к тому же оказаться хвостом... Да и вообще встреча двух мужчин всегда привлекает к себе особое внимание. Люди начинают думать либо "голубые", либо начинают невольно прислушиваться к деловому разговору, думая, что таким образом обнаружат новый источник заработка.
Впрочем, о том, что этот Минькин не раскололся, Карагоз узнал, из сообщения по телевизору: "Милиционер, охранявший музей, на включившуюся сигнализацию не среагировал, решив, что она заработала случайно, из-за изношенности. Милиция извинилась за досадное происшествие перед работниками музея, видимо не подозревая о том, что скрипка великого мастера Страдивари на любом достойном аукционе стоит до миллиона долларов. В тот же день стороживший музей сотрудник милиции был уволен. Не понятно, кто же несет ответственность за происшествие?.."
"До миллиона долларов!.. До миллиона долларов!" - кружилась голова у вора. За всю его жизнь это была его самая яркая удача. Этим можно было гордиться до конца своей жизни. Но обещанные изначально пятнадцать тысяч, теперь не радовали. "Облажался! - кричал он сам на себя, про себя. Облажался! Надо было по достоинству заломить! По понятиям!" Но дело было сделано. Скрипка ушла к клиенту в ту же ночь. Осталось забрать договоренную сумму.
Представитель клиента молча, с одутловато-брюзгливым выражением лица, жевал предложенные Карагозом блюда из морских чудищ и недоверчиво щурился на пытающуюся быть изо всех сил хорошо воспитанной и милой девушкой Жанну. Как бы между делом, к принесенному кофе - сказал:
- Шеф проверил фирму - это не фирма, - сделал он ударение на последнем слоге, как бывший валютчик.
- Что вы имеете в виду? - пораженный Карагоз застыл. Видно было, как смертельная бледность медленно наплывает на его загорелое лицо.
- Цена этой штуки не больше аванса.
- Вы что... Челноки что ли?.. На фирме, то есть лейбле, облажались? участливо спросила Жанна и, не получив ответа от гипнотизирующих друг друга мужчин, продолжила:
- Да, сейчас много подделок. Особенно в Польше. А про узкоглазых я вообще молчу. Написано: маде ин Париж, и покрой вроде бы ничего, а материал ну ни куда! Вот я недавно купила такой летний пиджачок - недели не прошло, весь пошел катушками. Это даже не сатин какой-нибудь, это... черт знает что! А купила - как супердорогую модель.
- Н-да... - снисходительно кивнул собеседник. - В таких вещах толк знать надо. Иначе все без толку. Либо - кто-то был предупрежден, и подменил начинку... Фирма, одним словом, не та. Придется аванс отрабатывать заново. И знай, такие шутки с нашим братом не проходят
- Так это... - Карагоз еле-еле шевелил онемевшими губами, подбирая слово, - так это не... Парше?!
- Гонялись за Парше, поймали Запорожец, - мрачно пробурчал в складки подбородка посредник.
- Ну и пьяная у вас была компания! - ничего не понимая, удивленно покачала головою Жанна.
- Не забудьте забрать посылку в гардеробе от своего дяди из Урюпинска. Ну и лапоть же он у вас. Приятно провести вечер.
Когда Карагоз вернулся в снимаемую им квартиру, не раздеваясь, вошел в комнату и, положив на диван коробку из-под двух кассетного магнитофона, тут же открыл её. В коробке лежала скрипка. Это была та самая скрипка. По какому-то необъяснимому, нанесенным дуновением времени налету, он понял, что это она. Клиент не врал. "Клиент всегда прав" - пронеслась магазинная фраза в его голове, и он, обхватив голову руками, покатился на пол, содрогаясь в немом саркастическом смехе. Было от чего сойти с ума. Он произвел кражу века, но в реальности - кражи не произошло.
Он предстанет перед судом за скрипку Страдивари, в обнимку со скрипкой какого-то неказистого "урюпинского" мастерового.
На дне коробки зияла записка с адресом, планом квартиры. Карагоз заметил её.
На обратной стороне было написано: "Полная коллекция орденов и медалей России до 1917 года".
Страдивари! Страдивари! - хрипел Карагоз.
ГЛАВА 5.
- Я уезжаю в командировку в Питер. А ты...
"...Не выходи из комнаты, считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?.."
- Прекрати! Я устала от твоего Бродского! Ты можешь говорить не стихами?! Ведь я...
- А я угадал, что тебе хотелось виноградного сока? Я чего-то плохо себя чувствую, - выпаливал Кирилл фразы одну за другой и не мог смотреть в глаза жене. Он ерзал на стуле и оглядывался по сторонам. - У тебя есть термометр? Тебе приносят?! Я же заплатил! Вот нищета - экономят на мелочах! Что тебе принести в следующий раз? Кажется, я неплохо загрузил тебе холодильник - на неделю хватит. Хватит, да? Ты рада?
Все это время молчавшая, Алина кивнула. Он почувствовал себя спокойнее и продолжал:
- А может, хватит лежать-то? Напугала, отдохнула и... домой пора. Я на кухне все сам убрал, посуду помыл. Клеенку новую на стол купил. Приедешь посмотришь. Я думаю - тебе понравиться. В ванной кафель выдраил. Никаких женщин, чтоб сантехнику помыли, не приглашал.
- Надо же? - только покачала она головой.
- А что? Я все могу. Только ты это... кончай скорее свою эпопею. Вот и мама в больницу лечь собирается. Как я между вашими больницами буду разрываться? Ты б меня пожалела. Скорую вчера вызывала, но не увезли. Немеет у неё тело. Вот и у меня тоже - рука немеет...
"Немеет! А! А! Рука немеет!" - вспыхнул в её воспоминании его крик. И ясной картиной встала перед глазами та странная сцена. Он тряс левой рукой, носился по комнате, кричал, что рука его немеет, что вся левая сторона немеет. "Пошло к плечу! Пошло к шее! К шее! - вопил он и крутил головой. Упал на диван, брыкая ногами, - Нос! Нос! Немеет нос! А!.. А-а! Паралич! Сделай что-нибудь! Сделай же!.."
Она, обессиленная зрелищем, схватила его за руку и повела в ванну. Несмотря на объявленный паралич, он послушно пошел за ней. Алина поставила его в ванну, объявив о том, что сейчас ему поможет только контрастный душ и, резко меняя воду с ледяной на горячую - поливала его. Он танцевал перед ней, как ребенок перед ремнем. Но зазвонил телефон, он взял трубку и тут же надолго забыл о своем внезапном приступе, слушая сплетни приятеля Ваньки.