Обещанного разговора не случилось. Он заглянул к бывшей только раз, дней через десять: забрать какие- то документы и вещи. Возле самой двери, уже поднявши руку к звонку, вдруг услышал, как страстно кричит жена.
Ей было хорошо.
Некоторое время стоял, оцепенев. Потом, тихо ступая, пошёл с четвёртого этажа вниз: ни о чём не тоскуя, никого не жалея.
Документы восстановил понемногу сам.
Одёжки старший брат подкинул.
Пока, раскрыв шкаф в прихожей, брат выбирал из вещей и обуви, что ещё годится в носку, его хабалка нудела, стуча ножом на кухне и говоря о младшем в третьем лице:
– А чего он его пустил, уголовника? Мужик он или кто? Сказал бы: теперь я здесь живу, вымётывайся!
Она-то с самого начала знала, что муж подружки сидит; но братьев вовремя не оповестила.
Старший в это время раздражённо искал второй ботинок не новых, но крепких берцев.
Взвесив тот, что держал в руке, поднялся и, прямо через весь длинный коридор, запустил в жену. Загрохотала посуда, жена умолкла.
– Нашёл второй? – спросил брат. – Ага, давай.
Младший молча и бесстрастно передал.
Старший с уверенным замахом бросил вослед вторым берцем.
Брак с бывшей женой расторгли за такой же величины взятку, что и заключили.
Однажды она сама привезла вещи; показала сына; была в кои-то веки без претензий, и одета неплохо.
В подаренных братом берцах проходил год-другой.
Сын подрастал; они виделись, и даже возникло что-то вроде дружбы: гараж, рыбалка, то-сё.
Потом и собственная машина появилась: брату отдали долг белой “пятёркой”.
До того “пятёрка” простояла в гараже, кажется, лет двенадцать – и была совершенно необъезженной, хоть и с лёгким запахом затхлости, словно в ней хранили бельё.
У брата, который так и не разбогател, но более-менее держался на плаву со своей “ипэшкой”, уже имелись две личные машины, плюс ещё одна – записанная на хабалку; да и не сел бы старший никогда на “пятёрку”.
В общем, подарил младшему, и даже не в счёт зарплаты, как предлагала ему жена, – а так.
– Тебе ж сорок лет, – напомнил старший.
И правда: ему было сорок.
“Это, что ли, и есть жизнь?” – подумал он.
Это и была жизнь.
Катал сына на машине.
Завёл себе щенка: кто-то подбросил к сараям напротив дома – пожалел, что замёрзнет, забрал покормить; тот и прижился. Длинноухий – видимо, полукровка какой-то охотничьей породы.
На прогулку хозяин набивал себе карманы мелко порезанной колбаской. Приучал ко всяким командам. Пока была колбаса – щенок слушался и смотрел влюблённо, снизу вверх.
Потом – вмиг – убегал.
Искал его порой по часу, по два. Пёс выходил откуда-то, лукаво винясь, волоча зад и вяло помахивая хвостом.
Жизнь – всегда унижение; да.
Надо было б щенка иной раз отстегать, наказать – но как в армии не умел никого бить, так и сейчас не научился.
Долгое время на Новый год ездил к брату, хотя всегда чувствовал там себя лишним, никому не любопытным, чужим.
Теперь с братом всё пошло на лад; хабалка смирилась. Раз-другой даже пели втроём, обнявшись.
Родня!
Но однажды приболел на новогодние – и понравилось Новый год встречать вдвоём с этой вот неверной собачкой; так и повелось: в первом часу выходил во двор, к соседям, – и ему радовались, и собаку знали по имени: свои люди, чего же. Рядом живут, бок о бок, только через стену. Сколько народа уже перехоронили вместе.
Потом встретили очередной Новый год втроём: он, собака и сын, – и совсем славно получилось.
Сын теперь жил с ним по неделе, а то и по две – учился, конечно, кое-как, но не вредничал, не дурил, уроки тянул – и на том спасибо.
Первого мужа бывшей снова посадили; и снова надолго.
Подкидывал ей денег – всё-таки она сына вырастила.
Раз столкнулись: он – и бывшая с дочкой: а дочка вымахала, в юбке, красивая, ароматная.
Говорит:
– Дядя, я помню тебя! – Обняла, прижалась. – Приходи к нам!
Научил сына ездить на машине, теперь сын катал отца по степным дорогам.
Подросшую дочку тоже пару раз покатали, ей понравилось.
Однажды явилась бывшая жена – без звонка, просто так. Принесла бутылку вина.
Он и в этот раз пить не стал. Посидел с ней молча.
Сказала:
– Думала, ты не мужик. А ты мужик. Терпеливый, жалостливый, добрый, щедрый. Не носит тебя по сторонам. Идёшь, куда идёшь.
Отвёз её на “пятёрке” обратно. К тому дому, куда однажды тащил ковёр.
Уже открыв правую дверь “пятёрки”, она вдруг перегнулась через рычаг переключения скоростей и поцеловала его в удивлённые губы.