— Называй сообщников.
— У меня их нет.
— Кто нанимал коней и проводника?
— Лошадь купил. А проводника не было. Скакал куда глаза глядят.
— Врешь, пиратская морда! Все назовешь! Все, все назовешь!
— А ты был когда-нибудь маленьким, комендант? — Гарибальди рассмеялся, сам не понимая, как пришли ему на язык эти легкие слова. — Хочешь, угощу тебя имбирным леденцом? Хочешь пососать… досе де женжибре?
Он чувствовал, как все оцепенели от этой дерзости. Адъютант бросал в мешочек игральные кости. И Миллан опешил, глаза его выкатились, зрачки побелели. Изгорбясь, он подошел к итальянцу и дважды, крест-накрест, полоснул плетью по лицу.
Гарибальди, крепко сжав челюсти, только выше поднял голову. Он был слишком измучен долгой скачкой, когда связанный мотался на лошади, как тюк с поклажей. Он чувствовал, как по его щекам стекают в бороду струйки крови. «А ведь я бык в шаркеаде, сейчас меня освежуют, отделят мясо от костей и повесят под ветерок…» — пришло ему в голову.
Он не слышал, что Миллан сказал стражникам, но, видимо, что-то приказал, потому что они стали толкать его прикладами ружей в спину.
В подвале Гарибальди увидел лежащих на цементном полу знакомых, с кем он виделся в эти полгода. Поднялась от пола и упала, как отрубленная, седая голова дона Хасинто. И эта картина снова напомнила Джузеппе ночную мистерию в шаркеаде. В это время к его связанным за спиной кистям привязали канат, перебросили его конец через перекладину под круглым сводом и с силой подтянули: «Ну, эй!..» И он даже не от боли, а по ужасному хрусту понял, что руки вышли из плечевых суставов.
— Ну, теперь угощай своими леденцами, — говорил комендант, глядя откуда-то снизу, из-под колен Гарибальди, ему в лицо.
Точно молния, боль снова пронзила все тело Джузеппе, потому что, напрягшись, он вытянул шею, чтобы точнее плюнуть в глаза палачу.
Он еще видел сквозь пелену в глазах, как комендант утирался рукавом, слышал, как он приказал:
— Когда заговорит, можете спустить.
И сознание покинуло его. Потом оно вернулось, потому что тяжесть тела разрывала вывихнутые суставы, и мясо отделялось от костей. И тогда пытка сосредоточивалась на том, что он хотел пить, просил пить и даже пил, но вода не утоляла жажду, будто ее лили на раскаленную сковороду и она мгновенно испарялась. Потом он снова переставал существовать — его просто не было на свете. Наверно, счастье и состоит из этих минут полного небытия среди мук и боли.
А когда он еще раз очнулся, в окошках серел рассвет, справа от него лежал с неузнаваемым распухшим лицом старик Хасинто, слева прижался к нему и сипел избитый в кровь дон Рамон. Звенели кандалы.
— Ты сейчас вроде Спасителя. А мы будто два разбойника, — прошептал врач, но Гарибальди еле понял его слова: все зубы у врача были выбиты. А в углу еще кто-то приподнимался и мычал.
Спустя пять дней, вернувшись в Гуалегуай, разгневанный дон Паскуале Эчагуэ ворвался в подвал префектуры и расцеловал всех, кто там лежал. Слабонервный священник не решился сойти за ним. Но какая-то дама вливала всем в запекшиеся губы вино из бутыли. И санитары по очереди выносили узников в узкую дверь.
Как полгода назад, Гуалегуай снова ликовал. Но этого уже не видел иноземец — по приказу дона Эчагуэ, благодарность к которому Гарибальди сохранил на всю долгую жизнь, его сперва перевели в теплую камеру тюрьмы города Бахады, а спустя два месяца отпустили на свободу.
Глава третья
1. Лошадь и лодка
Впервые он наслаждался комфортом отдыха — до полудня полеживал в гамаке. Пассажир на борту бригантины. Плавание вниз по течению Параны стремительно — не успеваешь любоваться природой еще малонаселенной страны, когда попеременно, то справа, то слева, расстилаются ковровые пейзажи. И капитан Вентура был рыцарски великодушен. Он итальянец, генуэзец и в отношениях с принятым им на борт соотечественником исключил низменный расчет. Единственная его слабость — он был не слишком учтив по вечерам, играя в карты, и хохотал, кончая «скоппу» при ничтожном выигрыше. Они подружились. Гарибальди долго потрясал кулаками над головой, сойдя с бригантины, — прощался еще с одним хорошим человеком.
И в Монтевидео он был обласкан, его приняли в объятия братья-итальянцы, и он жил ожиданием боевых операций, новых опасностей и приключений. Целый месяц провел на конспиративной квартире, и каждый день к нему спешили люди, он открывал дверь на условный троекратный стук, но теперь летели на стол не игральные карты, как в каюте капитана Вентуры, а карты боевых действий в провинции Риу-Гранди-ду-Сул. Туда! Ни дня промедления!