Карен вздрогнула.
— Она говорит, что каждая женщина должна иметь тройную нитку драгоценностей. И знаешь, что я сделаю? Ядам тебе одну из них теперь, другую на твое шестнадцатилетие, а третью — когда тебе исполнится двадцать один год.
— Правда? Ты не шутишь?
Впервые за это утро Карен увидела, что лицо Тифф просветлело и озарилось улыбкой. Очень странно, но в этот момент Тифф действительно стала немного похожа на Карен. Карен склонилась к ней и поцеловала ее мягкую, пухлую щечку.
— Может, ты хочешь взять ее теперь? — спросила она. — Ты сможешь надеть ее на церемонию.
— Да, — выдохнула в ответ племянница.
Карен взяла ее за руку и повела в спальню.
— Можно я пойду с вами? — попросила Стефани.
— Нет, — мягко отстранила ее Карен. — Ты увидишь ожерелье, когда мы придем обратно.
Когда они с Тифф вернулись из спальни, Тангела и Стефани обступили девочку. Карен осознала, что она сегодня впервые видит двух девушек вместе. Понравились ли они друг другу?
— О-о-о! Бусы прекрасны! — воскликнула Тангела, пробуя их на ощупь.
— А почему ты мне никогда не дарила бусы? — спросила Стефани Карен.
— У тебя никогда не было bat mitzvah, а на свое шестнадцатилетие ты получила в подарок алмазные серьги. Мне кажется, я не обошла тебя, — сухо улыбнулась Карен и встала.
Карен направилась к столу. Она чувствовала себя изможденной. Ей хотелось вернуться в спальню, запереть дверь, укрыться ото всех этих трудных, беспокойных и надоедливых людей. На секунду промелькнула сумасшедшая мысль: что произошло бы, если бы сейчас в комнату к этим людям вошла ее родная мать. Как она повела бы себя? Ах, хуже, чем теперь, не было бы. Карен разочаровалась во всем. Она поглядела на стол и поняла, что голодна. Ну что ж, это обычная ее реакция на раздражение — хочется поесть. Она взяла кусок хлеба и намазала его плавленным сыром со шнит-луком.
— Рискуя быть похожим на твою мать, скажу, что твои ляжки не нуждаются в этой еде, — сказала ей Дефина.
— Яйца курицу не учат, — ответила Карен и откусила большой кусок.
Дефина похлопала ее по животу.
— В конце месяца эта курица должна показать свою коллекцию в Париже. Никто, кроме меня, здесь никого ничему и научить не может.
Дефина подхватила последний кекс, откусила от него кусочек, а в другую руку взяла пустое блюдо.
— Пойдем вычистим все дерьмо, которое там накопилось, — предложила она, указывая на кухню.
Карен прошла с Дефиной к мойке и от избытка чувств закатила глаза.
— Я повторяю тебе, что любая семья нефункциональна… — начала она.
— Дорогая, некоторые семьи более функциональны, чем другие. И неудивительно, что белые не любят черных. Нам не надо принимать это близко к сердцу. Они не любят друг друга тоже. Я думаю, это вполне естественно.
И она стала передавать грязные кофейные чашки Карен.
— Твоя свекровь смущает меня, когда пытается быть услужливой. Не сказать ли мне ей, что у нее не хватает шика носить одежду от Рикейль?
— Думаю, не стоит, — засмеялась Карен, выставляя чашки по краю раковины. «Кстати, об услугах, — подумала она. — Где эта сука, миссис Фрамптон? Придется уволить ее».
— Я боюсь, что не смогу больше выйти к ним, — сказала Карен. Ее губы дрожали. — А ведь я так хотела, чтобы все было хорошо.
— Угу. А я хотела, чтобы Тангела стала архитектором. Секрет счастья в правильном сочетании умеренных ожиданий и бесчувственности. Я думаю, тебе удастся и то, и другое, если ты постараешься.
— Знаешь, что грустнее всего? Я не могу перенести, как моя свекровь обхаживает сыночка. Я веду себя сволочно, да? Она бесит меня.
— Подружка, это все так естественно. Вспомни опыт принцессы Дай. Если б тебе пришлось жить с ее свекровью, то не хватило бы и четырехсот комнат.
— Наверное, таковы все свекрови. Ты знаешь, что сказал бы Карл, если бы он был здесь?
Дефина сменила голос, подражая Карен.
— А еще говорят, что Джеки не ладит с Розой.
Карен засмеялась.
— Если б мне еще решить, кого я не люблю больше всего: Роберта-юриста, Сильвию, сестер мужа или мою мать.
— Выбирай мать, — сказала Дефина. — Какого черта, мои дети всегда так делают, — вздохнула она.
У каждой их них были свои переживания.
Они обменялись улыбками. Затем с совершенным еврейским произношением на идиш Дефина спросила:
— Хочешь, я отравлю их?
Карен засмеялась. Дефина перешла на жаргон Гарлема:
— Ядом по рецепту мадам Ренольт. Поезд еще не ушел, они продолжают жрать.
Карен не поняла, что имеет в виду Дефина, когда упоминает предсказательницу.
— Соблазнительно, но давай не сегодня, — ответила она подруге. — Будем надеяться, что рыбное блюдо исправит положение.
Лиза просунула голову в дверь.
— А, вот где ты! — сказала она. — Послушай, Карен, я все время беспокоилась о тебе. Не могли бы мы поговорить?
— Не сейчас, — устало ответила Карен.
Боже, у нее до сих пор не было возможности спокойно присесть где-нибудь и поговорить с Лизой. Когда в последний раз она звонила Лизе? Карен вновь почувствовала угрызения совести. Ведь она так ничего и не сказала сестре о докторе Голдмане.
— Я ухожу, — сказала Дефина предупредительно.
— Уже? — улыбнулась Лиза. — У тебя на зубах помада, — сказала она Дефине.
— Правда?
Дефина сняла верхний мост и протерла его бумажной салфеткой. Потом вставила протез на место.
— Спасибо, — сказала она, широко улыбаясь.
9
ОДЕТАЯ ДЛЯ УСПЕХА
Карен была готова, насколько было возможно, для встречи с людьми из Norm Со, но еще не решила, во что одеться. Она увлекалась своей гардеробной не меньше матери, но по-другому. На самом деле у нее было три гардеробные: одна в квартире, другая на работе и третья на даче в Вестпорте. Во всех трех местах была почти одна и та же коллекция одежды. Когда-то она прочитала, что Коко Шанель хранила в своем гостиничном номере в Пари Ритц очень мало костюмов и только одни брюки. Карен старалась быть похожей на нее. В отличие от Белл и Лизы, она регулярно сокращала содержимое своего гардероба.
Карен одевалась легко. Она считала, что одежда должна быть удобной. По ее мнению, большинство женщин имели слишком много одежды и потому путались в стиле и моде: они не знали, как совместить разные вещи, или же с самого начала плохо представляли свой стиль. В течение тридцати лет Карен изучала внешность незнакомых ей людей. Всякий раз, когда она ехала на работу в подземке, она поражалась тому, что делают с собой женщины. Неужели эта блондинка, напялившая на себя жатую блузку с красной широкой юбкой в сборку, думала, одеваясь: «Я хочу, чтобы окружающие видели меня именно такой?» Даже среди своих богатых клиенток она редко встречала женщин с хорошо подобранной одеждой.
Карен создала несколько теорий, объясняющих, почему женщинам так трудно одеваться модно и удобно. Американки не умеют одеваться отчасти из-за того, что у них всего слишком много. Карен вспомнила француженку, которая однажды навестила Белл. Шикарная и элегантная, жена адвоката заглянула в чулан Белл и в ужасе спросила: «Как вам удается хорошо одеваться? У вас так много вещей, что трудно выбрать». Или, как любил говорить друг Карен, дизайнер по обуви Маноло Блахник: «Самое главное — выбор. Американцы этого не понимают, и это к лучшему».
Карен подметила, что француженки, даже среднего достатка, носят очень дорогую одежду. У них меньше нарядов, чем у американок, но ансамбли продуманы гораздо лучше. Выработка стиля одежды им давалась труднее: в Париже почти невозможно вернуть покупку обратно. В Америке этого не понимают.
Амбиции Карен заключались в решении задачи достичь французского шика в дизайне одежды, но чтобы она выглядела по-американски свободной. Во многом ей это удалось. Ее целью было создание для американок комплектов одежды, в которых сочеталось бы все лучшее из двух миров: тщательная подобранность и шик Франции и легкость движения Америки. У них должен быть выбор, но они не должны тонуть в пятидесяти различных модах и стилях, как это происходит с ее сестрой Лизой. Но нельзя и застывать во времени, как Белл, или связывать себя крепче чем брачными узами с одним-единственным дизайнером — случай Сильвии.