— Я пробуду здесь пару часов. Вы могли бы пообедать где-нибудь рядом, — сказала она водителю. — За мой счет.
Она имела в виду бар-ресторан «Капулетти на Монтегю», куда не раз заходила с Карлом пропустить по рюмочке, но готовили там скверно. Шофер отрицательно покачал головой.
— Спасибо, не беспокойтесь, миссис Каан, — улыбнулся он ей.
Она двинулась к освещенным витринам «Завивки и крашения». Как может нравиться работа, подумала Карен, которая состоит в основном в сидении в полутьме и ожидании клиента. Нет, она не смогла бы. Хотя это, наверное, очень успокаивает. Но почему ты всегда считаешь, что жизнь других людей неполноценна, что надо исправлять их стиль, улучшать работу, совершенствовать рабочие места или выправлять акцент их речи? Почему? «Потому что я сумасшедшая», — ответила она на свой вопрос и принялась трясти запертую дверь салона.
Карл услышал стук, бросил щетку, которой протирал пол, и пошел открывать дверь. На нем были черные джинсы, черный «Док Мартинс» и белая с черным рубашка Т-покроя с надписью во всю грудь.
— Заходи, пожалуйста! — нараспев пригласил Карл. — Ты тянешь на обладателя Приза фонда Оукли за достижения в американской моде!
— Какое увлекательное занятие! — ответила она с деланной улыбкой.
Карл взглянул на валяющуюся на полу щетку.
— Такова жизнь, — сказал он со вздохом. — Вчера я на балу в «Уолдорф Астории», сегодня — с щеткой в руках выметаю волосы с линолеума. Золушка наоборот. Если хочешь что-то сделать хорошо — сделай сам.
— Ты мне говоришь? Я всегда так делаю, — отреагировала она.
В жестком свете неоновых ламп дневного света Карл осмотрел Карен повнимательнее.
— Может, поговорим о завивке и крашении, — скаламбурил он. — Ты выглядишь ободранной кошкой.
— Тогда я оказалась там, где надо.
— Здесь не обслуживают кошек, дорогая! — фыркнул Карл и выключил свет.
Одной рукой обнимая Карен, другой он набрал код защиты от грабителей.
— «Нам нужно смываться, Мэри!» — процитировал он и потянулся за карманным фонариком.
Карл пощелкал кнопкой, но безрезультатно: фонарик не загорелся. Огорченно вздохнув, он прокомментировал:
— Эту штуку я обычно использую для хранения севших батареек. По крайней мере с ними она увесистая. Вчера на лестнице я натолкнулся на бомжа. Напугался до смерти. Бомж оказался безобидным, но ведь не всегда так везет!
Карл потряс фонариком и провел Карен через большую дверь в небольшой коридор, ведущий к лестнице. Он чуть ли не стонал, втаскивая свое разжиревшее тело вверх по ступенькам.
— «О Мэри! Мои псы уже воют». Для толстяка за сорок одолеть лестницу — непосильная работа. Она прикончит меня.
Они добрались до лестничной площадки, и Карл достал ключ, чтобы открыть квартиру. Как и всегда в стрессовых ситуациях, Карен испытывала острое чувство голода и обрадовалась, почуяв запах еды. Через стеклянную дверь столовой она увидела небольшой круглый стол со свечами на нем и двумя креслами около него.
Квартира Карла были почти точной копией английского деревенского дома. Все — от выцветших, цвета розовой капусты, драпировок мебели до лубяного сизаль-ковра на полу — выдерживало стиль. На фоне бледно-полосатых «имперских» обоев броско выделялись старинные пейзажи и гравюры растений и охотничьих собак. Все носило налет старомодного уюта. За двадцать семь лет ее знакомства с Карлом она никогда не видела, чтобы он покупал какую-нибудь новую вещь. Нет, не из-за скупости; скорее это была своеобразная форма творчества. Он отыскивал вазу, которую можно было превратить в настольную лампу. Лампа требовала абажура, для которого надо было достать шелк определенного оттенка и, конечно, обшить бахромой, которую он срезал с покрывала на постель, купленного им в одном из бесчисленных комиссионных магазинов. Он сотворил напыщенное, но очень уютное гнездышко, в котором и жил вместе с Томасом, пока тот не умер два года назад.
Оглядывая обстановку, Карен отметила, что квартира как-то пожухла, потеряла былое очарование.
— Садись, садись, — пригласил Карл, и Карен с облегчением опустилась в кресло с подлокотниками, стоящее у накрытого стола.
Из окна открывался вид на Монтегю-стрит с высоты дерева. Уже загорелись вечерние огни реклам и фонарей, и их желтый свет сочился в комнату, не освещая, а только усиливая полумрак. Карен вздохнула.
— За что же ты принялась теперь? — спросил Карл. — Выиграла за неделю еще одну какую-нибудь награду?
— Нет, только провела интервью с Эл Халл и переговоры с Биллом Уолпером.
— Ну и ну, простите меня! А заодно, ты не пообедала с королевой? Нет?
— Я обдумываю это сейчас!
— О Мэри, не будь такой противной! В следующий раз я не сяду с тобой за парту в классе подготовки домашних заданий.
Карл был единственным парнем Рокуил Центра, кто не ходил в этот класс.
— Мы встречались в клубе «Драма-Клаб», — включилась в игру Карен.
— Тебе не кажется, что в «Драме-Клаб» рокуилской высшей школы закладывалась стартовая программа по превращению ребят в гомиков?
— Если так, то что мне было там делать?
— Ну, ты же знаешь мою теорию о том, что ты на самом деле не женщина, а голубой, только родившийся в женском теле. Этим объясняется, почему ты такой хороший модельер.
Несмотря на шутливый тон беседы, Карл почувствовал напряженность в ее ответах. Он присмотрелся к ней внимательней.
— У тебя что-то плохо? — спросил он Карен.
В этом смысле с Карлом было хорошо: он всегда чувствовал ее настроение, с ним можно было оставаться самой собой и не притворяться, скрывая свое состояние.
— Да, не очень удачно: возникла угроза краха компании, подготовлена продажа нас на корню, и вдобавок Джефри выбит из колеи, а мать просто спятила. Мне кажется, все закрутилось слишком быстро и не в том направлении, даже если оно правильное. Что ты на это скажешь?
— Боязнь успеха?
— Скорее поражения. На самом деле я на грани сердечного приступа. Что-нибудь посоветуешь?
Карл озабоченно склонился над ней.
— Читай, но не художественную литературу.
Она заморгала, не понимая.
— Что? — Карен ладонью стерла капельку пота с носа.
— Что ты сейчас читаешь?
— Хм… Аниту Брукнер.
— Прекрати немедленно. Попробуй «Деньги и классовая борьба Америки» Льюса Лэмптона. Хорошая книга. Арнольд одобрит. Можно почитать что-нибудь из новых работ Наоми Вульф.
— Карл, ты о чем? Я на грани самоубийства, а ты советуешь мне стать книжным червем!
— Послушай, детка! Мне не хочется состязаться в несчастьях, но поверь, мое сердце было разбито не раз и столькими парнями, сколько у тебя никогда не будет. Послушай моего совета: сейчас не время читать «Звенящий горшок»!
Карен рассмеялась. Карл всегда умел рассмешить ее. Со времен школы — два слишком крупных, толстых, одновременно и слишком простых и слишком сложных подростка, не вписывающихся в школьное окружение, — они всегда могли посмеяться над своими проблемами, как бы тяжелы они ни были для них.
Карл довольно закивал головой.
— Немного еды восстановит твое разбитое сердце, — сказал он и исчез на кухне, чтобы появиться оттуда с полным подносом. — Скушай, ням-ням, детка. Покушай, и все будет хорошо, — сказал он, сюсюкая, как с младенцем, и поставил поднос на подоконник, используемый как распределительный столик.
— И сколько же они предлагают? — спросил он затем.
— Кто? — удивленно спросила Карен, но тут же поняла, о чем он спрашивает, и не смогла сдержать улыбки. В этом весь Карл: от детского сюсюкания до проблем Уолл-стрит — без переходов.