Белл тут же начала выкладывать на полку перед зеркалом косметику из своей сумочки, готовясь подправить свое лицо. Карен посмотрела на себя. Она выглядела несчастной. Так может выглядеть женщина, только что потерявшая ребенка. Лицо стало бесцветным, кожа нездорово лоснилась. Нервничая на церемонии, она слизнула всю губную помаду. Прическа растрепалась. Ничто, кроме полной хирургической реконструкции, не могло спасти это лицо, подумала Карен и потянулась за губной помадой и пудрой.
Краем глаза Карен посмотрела на Белл, которая наносила на лицо пудру и гримасничая красила губы с полуоткрытым ртом. Карен переняла у нее привычку строить такие же рожи при подкрашивании своего лица. В ее голове проскочила шальная мысль: не спросить ли сейчас у Белл о своем удочерении? Ведь так хочется поделиться своими горестями. Если б только мать была открыта душой для восприятия таких излияний!
Но открытым у Белл был только рот.
— Ты считаешь, что с отцом все в порядке?
— Что ты имеешь в виду? Его костюм? Я говорила ему…
— Нет, нет. Я беспокоюсь о его здоровье. С ним все хорошо?
— Ну, ты знаешь своего отца. — Белл пожала плечами. — Работает без перерывов, а ест что попало. Что я могу тебе сказать?
Когда они вернулись к поджидавшим их мужчинам, муж и отец увлеченно обсуждали дела, что было неудивительно, если Джефри заговорил с ним об этом проклятом контракте с Norm Со. Но это единственное, о чем он думал. Арнольд же, со своей стороны, тоже был очень заинтересован, поскольку в последнее время он готовил обозрение для профсоюза по положению дел в компании Norm Со. Джефри следовало бы об этом знать.
Карен почувствовала, что между мужчинами нагнетается напряженность. Контракт с Norm Со надвигался на них, как злая сила, готовая все сокрушить и раздавить на своем пути. Сейчас она может сравнить себя с Индианой Джонсом, уворачивающимся от обрушившейся на него лавины камней. Вот так вот! Карен Каан в Храме Судьбы! Ладно, они уже побывали в Храме. Теперь они находятся в трапезной Судьбы. А вдруг это хуже, чем в Храме?
И тут она сообразила. Пусть с контрактом делают, что хотят. В крайнем случае она же может просто не подписывать его. Какое ей дело до того, как много времени Билл Уолпер и его помощники тратят на его подготовку? Она ничего не станет подписывать до тех пор, пока не получит то, чего хочет, — ребенка. Кто это говорил: «Ничто не кончено, пока не кончено»? А, кто бы ни говорил — он был прав. Она не в ловушке. У нее еще есть варианты. Но в данный момент ей надо предотвратить назревающий скандал, пока он не принял угрожающих размеров.
— Они закрыли профсоюзы на всех своих предприятиях на Юге, — говорил Арнольд. — Они угрожают перенести производство продукции за рубеж. И они действительно разгонят профсоюзы и перейдут на зарубежное производство — в любом случае. Уже сейчас отечественные фабрики получают лишь ошметки их заказов. Ошметки!
— Арнольд, ты не можешь оспаривать эффективность их основного производства. Оно оказалось прибыльным вот уже в тридцати семи кварталах. Значит, они организовали дело правильно.
— Правильно? Лишь в том случае, если ты считаешь, что рост безработицы в стране и создание производств с рабскими условиями труда в странах третьего мира морально оправданными.
— Мы не обсуждаем моральные проблемы, Арнольд, — по голосу Джефри Карен поняла, что тот на грани взрыва. — Мы говорим не про мораль, — повторил Джефри, — мы говорим о деле.
— А разве дело и мораль не связаны друг с другом? Разве мораль кончается там, где начинается бизнес?
Карен слыхала их споры и раньше, раз десять, но они никогда не принимали такой личной окраски. Впрочем, раньше она даже не помышляла о продаже своего предприятия. Она взяла под руку отца с одной стороны, и мужа — с другой.
— Вы выбрали неподходящее время для обсуждения деловых вопросов, — сказала она. — Разрешите мне предложить моим двум красавцам по рюмке вина?
Держа мужчин под руки, Карен потянула их вверх по лестнице в зал для приемов. Зал был по-прежнему пустым, за исключением бармена, который смотрел в окно, стоя спиной к вошедшим. Но он повернулся, услышав, что они направляются к бару.
— Как насчет шампанского? — спросила Карен.
— А какое у вас есть? — спросил Джефри.
Бармен поднял бутылку вина калифорнийского разлива с неизвестным названием. Джефри отрицательно мотнул головой.
— Шампанское домашнего производства? Ну, Леонард дает! — громко воскликнул он. — Мне рюмочку скотча, пожалуйста.
— Налейте две, — добавил Арнольд.
— Арнольд, ты помнишь, что говорил врач? — предостерегла его Белл.
«А что, собственно, говорил врач?» — подумала Карен. Она только что спросила Белл о здоровье отца, и та ничего не упоминала о врачах. Ходил ли Арнольд к врачу? Если да, то почему Белл не сказала ей об этом в туалете?
— Доктор говорил, что мне нельзя расстраиваться, Белл. Ты с ним согласна? — спросил Арнольд.
Белл пожала плечами. Карен и Белл выбрали сухое вино. Группа из четырех человек стояла в пустом зале с поднятыми бокалами. За что они могут выпить? Не за провал же Тиффани? Возникло неловкое молчание. Джефри поглядел на часы.
— Ну что ж, выпьем, — наконец пробормотал Арнольд, и все четверо отхлебнули по глотку вина.
Они прождали сорок пять минут, но автобусы так и не появились. После небольших пререканий Джефри уехал в аэропорт.
Но вот наконец два автобуса подъехали к ресторану в сопровождении кортежа машин, на которых прибыли и другие гости. Из автобусов стали высаживаться раздраженные и помятые пассажиры. Разъяренную процессию возглавляла Лиза, которая вела Тифф, придерживая девочку за мясистое предплечье. С таким же успехом она могла вести ее за ухо, подумала Карен. Лиза почти откровенно кипела от ярости. Тиффани же, казалось, напротив, была в безразлично-коматозном состоянии.
— Твою мать! — сказала Лиза вместо приветствия. — Ты нанимаешь чертовы автобусы, чтобы они доставили тебя из пункта А в пункт В, а те не могут сдвинуться с места. Она вела себя, как лоботомированная или после венерической операции, — добавила она о дочери и презрительно и угрюмо оглянулась на Леонарда, который вместе со Стефани помогал гостям выбраться из автобусов.
— Я говорила тебе: не заказывай автобусы.
К чести Лизы, та сумела сдержать себя и не ударила мать.
Карен посмотрела в огромное окно на пеструю толпу внизу. Женщины осматривали свои помятые платья и сердито одергивали их, мужчины проводили согнутым указательным пальцем между шеей и воротником. Около женского туалета образовалась очередь.
— В одном из автобусов не работал кондиционер. Видит Бог, я подам в суд на мерзавцев.
Карен посмотрела на Тифф. У нее был остекленевший взор жертвы автомобильной катастрофы.
— Пора начинать этот чертов праздник, — негромко прорычала Лиза.
Казалось, что прошли часы, прежде чем женщины вышли из туалета. Стефани аккуратно проверила каждую кабинку. Убедившись, что она осталась одна, она вошла в последнюю из них. К этому времени Стефани уже выпила двенадцать коктейлей и около двадцати рюмочных тостов. И это только в буфете, до того как все уселись за стол. Надо было срочно избавиться от выпитого, прежде чем эти чертовы калории впитаются в кровь. «Если у меня получится, то я зарекаюсь что-нибудь есть за обедом, я не хочу повторять все сначала», — думала девушка.
Церемония оказалась слишком нервозной, вечер шел из рук вон плохо, а она сама не умела контролировать себя. Но по крайней мере она может контролировать свой желудок. Стефани засунула средний палец в горло и начала давиться от кашля. Пришлось повторить эту процедуру несколько раз, прежде чем начались настоящие позывы к тошноте. Ее вырвало, но для достоверности она снова засунула палец в горло и повторила всю процедуру сначала. У нее закружилась голова, и Стефани с трудом уравновесила себя, опершись плечом о стенку кабины и глядя в унитаз. Отвратительный вид блевотины снова вызвал рвотные спазмы. И как только эта еда могла соблазнять ее? Она вела себя, как свинья, нажравшаяся пойла. Стефани оторвала клочок туалетной бумаги, тщательно вытерла им рот и сунула испачканную бумагу в бачок для отбросов. Затем еще одним клочком бумаги стерла пот с верхней губы и со лба, спустила воду в унитазе, повернулась и открыла дверцу кабинки.