— Схвачены — и все. Срочно надо что-то делать, — торопил Николай.
Я беспомощно развел руками.
— Какое у тебя оружие? — спросил он.
— Все то же: две гранаты и нож. А ты не стал богаче?
— Что было, то и есть: граната и пистолет, — ответил Николай.
Стоит сказать несколько слов о его «пистолете». Это был крохотный двуствольный французского производства пистолетик без запасных патронов к нему. При каких обстоятельствах Николай достал его, мы не знали, а на наши расспросы он отвечал уклончиво. Мы подтрунивали над ним, говорили, что таким надо стрелять только в упор и обязательно в глаз. Николай не сердился и в тон нам заявлял, что, возможно, пистолет вообще не стреляет, а если так и случится, то стукнет им немца, как камнем. Тем не менее он каждый день чистил свое оружие и относился к нему очень бережно. Позже, когда у него был уже настоящий боевой парабеллум, мы уговорили Колю выстрелить из «дамской мортиры», и оказалось, что он действительно не стреляет — получилась осечка. Но Николай не выбросил его, а густо смазал солидолом, завернул в тряпку и спрятал.
— После войны сдам в музей, — пообещал он.
Вот с этим-то «пистолетом» мы и решили выручать командира и политрука. В пути Николай предложил план действий. Мы должны улучить момент, когда их будут вести в уборную полицейского участка. Двор был обнесен сравнительно невысоким кирпичным забором. Николай даст сигнал к бегству, я брошу гранату в полицейских, а дальше все будет зависеть от обстановки. План показался простым и вполне выполнимым. Насколько это рискованно, мы не подумали. Между тем городе было полно немцев, на улицах стояли танки, автомашины, и убежать после взрыва гранаты было не простым делом, но мы надеялись на лучшее.
Проходя мимо полицейского участка, мы увидели, что Анатолий и Владимир складывали в штабель длинные свежего распила доски. Еще человек пять-шесть делали то же самое. На подножке большой тупоносой автомашины сидел пожилой полицейский, курил сигарету и безразлично смотрел на работающих. Винтовку он держал между колен, и было видно, что она ему мешает.
Первым нас заметил Владимир и, взглянув на скучающего полицейского, весьма выразительным жестом показал, что, мол, все в порядке, уходите. Мы облегченно вздохнули и медленно пошли вверх по переулку. Я как-то сразу размяк, скис. Гранаты вдруг стали тяжелыми, мешали идти. Голова раскалывалась.
— Ты, видно, нездоров-? — неожиданно спросил Николай. — Все лицо в пятнах. Иди-ка домой, а я подожду ребят.
Я молча кивнул головой, и едва мы разошлись, как тут же раздался окрик. Сухопарый высокий унтер-офицер в длинном клеенчатом плаще, в каске и с пистолетом, возился около мотоцикла с коляской и никак не мог его завести. Энергичным жестом он позвал нас к себе. Мы подошли не спеша, оглядываясь по сторонам и оценивая ситуацию. На груди немца висела огромная металлическая бляха жандарма. Он стал показывать, что надо делать, хотя мы и так понимали, что от нас требуется. Унтер сел за руль, и мы начали раскачивать мотоцикл вперед и назад. Мотоцикл медленно покатился. У меня кружилась голова и назойливо вертелась мысль: вот сейчас упаду, гранаты вывалятся, — и тогда… Мотоцикл катился все быстрее и быстрее, потом вдруг вздрогнул и, обдав нас дымом, завелся. Жандарм достал из кармана две сигареты и, не поворачивая головы, швырнул их через плечо нам. Бросил, как собакам кость. Мотор резво застрекотал, выбрасывая клубы синего дыма, и унтер, свернув в переулок, скрылся.
— Сволочь, фашистская морда, — сердито сказал Николай, со злобой и презрением давя сигареты.
На следующий день ко мне пришел Владимир, почти следом за ним — Анатолий и Николай. Настроение у командира и политрука было хорошее, но Николай был явно чем-то расстроен. Я насторожился.
— Тоже мне герои, — улыбаясь, проговорил Анатолий, многозначительно поглядывая на Николая. — Прежде чем что-то делать, надо все взвесить, обмозговать, а потом уже действовать. Если бы мы попались на чем-нибудь серьезном, то нас не держали в полицейском участке, а сразу же отправили бы в городскую полицию или, скорее всего, в жандармерию. Кроме того, если бы вы бросили «лимонку», то нас вы наверняка уложили бы. Ф-1 штука мощная, и обидно, конечно, погибнуть от гранаты, брошенной рукой друга. Могло случиться и так, что вы, пытаясь спасти, выдали бы нас..
В голосе командира звучала добродушная ирония. Николая же обижал насмешливый тон командира, ему все еще казалось, что его план — такой продуманный и смелый — по заслугам не оценен.
— Не перегибай, Толя, — вмешался политрук. — Решение ребят в общем-то было правильным, они шли на большой риск и не стихийно, а по плану. Мне вот только не понятно, как Борис думал убегать вместе с нами, когда сам едва стоял на ногах.