Вскоре комендант распорядился закрыть училище, а учащихся под конвоем отправить на строительство оборонительных, укреплений. Подпольщики от бургомистра А. Я. Короткова узнали об этом решении. Николай написал несколько листовок, ночью проник в училище и расклеил их на видных местах. Когда в середине дня нагрянула полиция, лишь в одном классе было несколько учащихся и Божий одуванчик, а остальные разбежались. В облаве участвовали брат Леки и Григорий Воропаев.
Медучилище, сыгравшее важную роль в нашей подпольной деятельности, перестало существовать.
БЕЗУМСТВУ ХРАБРЫХ…
По шоссейной дороге двигались фашистские войска. Огромные кони понуро тянули крытые брезентом повозки, сопровождаемые солдатами.
Николай стоял у Дома молодежи, где теперь была немецкая конюшня, смотрел на запруженную войсками улицу. Цоканье копыт, скрип повозок, стук кованых сапог сливались в один общий гул, но он не мог заглушить другой откуда-то доносившийся и быстро нарастающий звук. «Наверное, танки, а может быть и самолеты», — подумал Николай и посмотрел в небо. Звук моторов усиливался, становился все более грозным. Ни самолетов, ни танков не было видно, но колонны вдруг остановились, и солдаты рассыпались вдоль дороги. Раздалось несколько выстрелов зениток, и тут Николай увидел самолеты с красными звездами на крыльях. Они низко летели вдоль шоссейной дороги и сыпали смертоносный груз. Земля дрожала от взрывов. Николай пробежал несколько метров и упал на землю со смешанным чувством радости и страха. Подняв голову, он наблюдал за метавшимися охваченными ужасом фашистами.
За первой группой самолетов появилась вторая. Потом еще и еще. Совсем рядом разорвалось несколько бомб. По дороге с неистовым ржанием, громыхая повозкой, промчалась пара осатанелых от испуга лошадей, налетая на лежащих людей, опрокидывая другие повозки, кухни и все, что им попадалось на пути. От пыли и дыма стало темно.
Вдруг Николай увидел, что прямо на него с диким храпом мчится здоровенная рыжая лошадь. Он отскочил в сторону. Повозка врезалась в телеграфный столб и остановилась. Раненая лошадь забилась в конвульсиях. Николай увидел возле столба унтер-офицера. Он был мертв. Большая черная кобура унтера приковала внимание Николая. Оглянувшись, он быстро подполз к немцу. Вытащил из кобуры пистолет, вскочил и бросился в переулок.
Бомбежка закончилась так же внезапно, как и началась.
В день налета советской авиации на город я был у командира.
В окно кто-то постучал. Стук был условный.
— Это Коля, — сказал командир, — пойди открой. Николай, счастливо улыбаясь, доложил:
— При поддержке нашей авиации мною захвачена боевая техника противника. Можете меня поздравить.
Он достал из-за пояса новенький парабеллум. Мы с Анатолием застыли от удивления и радости.
— Рассказывай, — поторопил Анатолий.
Николай не спеша уселся верхом на стуле и спокойно, с подробностями рассказал о бомбежке:
— Пришел домой и ношусь с ним как дурак с писаной торбой, не знаю, куда его деть. То под подушку спрячу, то под шифоньер, а потом снова за пояс. Мама обратила внимание на мое волнение, сказала об этом отцу. Тот объяснил, что все очень просто: мальчик впечатлительный, побыл под бомбежкой, испугался, вот и не находит себе места. Мама заставила выпить какого-то лекарства для успокоения. Огорчать я ее не стал, выпил.
Сразу став серьезным, он пожаловался:
— Зарядить и разрядить его пара пустяков, а вот разобрать…
Анатолий взял пистолет и начал внимательно рассматривать. К нашему удивлению, он быстро понял сложное устройство парабеллума, разобрал его и тут же собрал. То же проделал и Николай, а вот мне это далось с большим трудом. Моя неумелость смешила ребят.
В окно вновь условно постучали.
— Вова идет, спрячь пистолет, — сказал Анатолий.
Войдя в комнату, Владимир заметил по нашему виду, что мы чем-то возбуждены, но пытаемся это скрыть от него. Политрук спокойно, дольше обычного расчесывал волосы, потом посмотрел на каждого из нас с особым вниманием и уселся у стола. Воцарилось напряженное молчание, томительность которого долго выдержать трудно, тем более, если тебя распирает чувство радости.
Первым дрогнул я. Достал пистолет из кармана и, наставив его на Владимира, рявкнул:
— Руки вверх!
— Не дури, — спокойно сказал политрук. — Оружие раз в год и незаряженное стреляет, — и потянулся за пистолетом. Повертев в руках парабеллум, мечтательно сказал: — Будь у каждого из нас такая «пушка», мы чувствовали бы себя увереннее. Но будут у нас скоро штуки и похлеще.