— Это правильно, — подхватил он. — По правде сказать, я о смерти раньше тоже не задумывался, но когда погибли Борис и Петя иногда подумываю о ней. Я даже как-то представил себя убитым, но от этого не стало страшно. Наверное, люди не способны до конца осознавать, что они смертны.
Николай сел, обхватил руками согнутые колени и горячо продолжал:
— Я тебе вот что еще скажу: если, очутившись в опасности, человек думает только о спасении своей шкуры — у него больше шансов погибнуть, чем у того, кто в трудную минуту думает о порученном деле. Страх за свою жизнь сковывает волю, парализует сознание, и такой человек впадает в отчаяние. Забывает обо всем, кроме себя. Делает глупости и… гибнет. Я над этим не раз думал.
Николай лег и надолго умолк. Меня томило его молчание, я не выдержал и спросил:
— Ты о чем думаешь?
Он как-то несмело, словно извиняясь, тихо спросил:
— Скажи откровенно, ты с девушками… целовался?.. — И, не ожидая ответа, грустно продолжал: — Мне не приходилось. В «ремесле» одна нравилась. Самая красивая: глаза большие и… голубые-голубые, а на щеках… ямочки. Волосы пышные, русые… Стихи читала на вечерах и в хоре пела… Девчонки ее не любили, всякое сплетничали о ней, а многие хлопцы по ней сохли… Сама она приезжая, жила у тетки… Перед войной встретил я ее на Николаевском мосту, поздоровался. Хотел было мимо пройти, но она остановила. Разговорились и до самого ее дома дошли… Потом еще два раза провожал. Понимаешь, встречи эти закружили мне голову, сон потерял и ходил, как чумной. А тут война началась. Вот уже два года прошло, а последнюю встречу я, наверное, никогда не забуду…
Он снова вздохнул и умолк. Видимо, первое чувство любви вновь переполняло его существо воспоминаниями, а говорить на эту тему друг не хотел.
— Давай спать, — прошептал он-Скоро утро..
Проснувшись, я не увидел Николая. Его братья еще спали. Тихо встав, я заглянул в соседнюю комнату: Николай занимался гимнастикой. Форточка и дверь в коридор были открыты, и я, только вставший с теплой постели, ощутил ползущий по полу холодок.
Николай, глубоко дыша, повернулся ко мне.
— Давай вместе, — махнул он мне рукой, и мы сделали зарядку.
Умываясь над поставленным на скамью тазом, он громко фыркал, брызгался и повторял:
— Люблю воду, как утка.
Настроение у него было превосходное, он шутил, озорничал: мою рубашку сунул в карман пиджака, в ботинке я обнаружил пустой пузырек. Подойдя к постели братьев, он связал рукава их рубашек, спрятал брюки и громко сказал:
— Ой вы, детки-малолетки, на столе вас ждут котлетки, кто скорее добежит, тот скорее будет сыт!
Ребята быстро вскочили с кровати и повисли на плечах старшего брата, который закружился волчком, а потом вдруг резко сел на пол, и все трое кубарем покатились, смеясь.
Мальчишки быстро умылись. Притворно поныли по поводу связанных рубашек, но брюки отыскали сразу и, шмыгая носами, сели за стол.
Завтракали быстро и дружно. Ни о каких мясных котлетах тогда и речи не могло быть, основным и едва ли не единственным продуктом был картофель, а если кто имел свеклу, бобы или кукурузу, это считалось большой роскошью и богатством.
И на этот раз все, как обычно: сваренный в мундирах картофель, крупная соль, в блюдце подсолнечное масло и по небольшому куску хлеба-суррогата.
Ели молча. Масла в блюдце было мало. Николай посмотрел на меня и как бы невзначай пододвинул блюдце ближе к братьям и к маслу уже не прикасался.
Завтрак закончился чаепитием. Вкус настоящего сахара мы позабыли, но и сахарину были рады. Ребята выпили по два стакана и, дружно поблагодарив, умчались на улицу.
Утро выдалось замечательное: тихое, солнечное, теплое. Май еще только наступил, но деревья и кустарники уже оделись в сочную листву. Мы отправились к Анатолию. Он встретил нас у калитки, сказал мне тревожно:
— Иди к Володе. Он скажет, что надо делать. Будь предельно осторожен, за тобой охотятся, — командир пожал мне руку, добавил: — Тебе готовят документы на другое имя. Под чужой личиной будешь выполнять новое задание. Но когда и где — решим потом.
Николай цепко сдавил мне руки, обнял, сказал мягко, ласково:
— Крепись и береги себя…
Спустя неделю после того, как я ночевал у Николая, меня и политрука выследили полицейские ищейки Бабаков и Маслеев. Застрелив их, мы скрылись. Анатолий, Владимир и я, сопровождаемые Татьяной Евгеньевной Сегедой и Розой Мирошниченко, ночью оставили город, взбудораженный убийством следователей полиции.