Я почти улыбнулась. Почти.
Он рассказал мне о своей семье, пока мы ждали заказ. Он вырос в Лондоне с матерью и отчимом. У него было такое волшебное детство, о котором мечтает каждый, – каникулы с роскошными путешествиями, праздники с кузенами в Швейцарии и чертов пони на день рождения. Они переехали в Америку, когда ему было четырнадцать. Сначала в Мичиган, а потом, когда его мать сказала, что холод вреден для ее кожи, во Флориду. Они были очень богаты и почти не ссорились. Еще у него имелся старший брат, который на досуге занимался вещами вроде покорения Эвереста. Его биологический отец, с которым он иногда виделся до сих пор, был дамским угодником, постоянно мелькавшим в британских таблоидах и встречавшимся то с одной моделью, то с другой.
Когда настала моя очередь рассказывать, я отфильтровала свою историю для его «высококлассного» восприятия. Умолчала о своем отце-алкоголике, которого я называла «покойным», и заменяла некоторые происшествия словосочетанием «плохой район». Я не видела причин выливать на него все неприглядные подробности моей лишенной очарования жизни – не хотела портить его «жили они долго и счастливо». Он внимательно слушал, задавал вопросы. Я считаю, что можно измерить интерес человека к тебе по количеству вопросов, который он задает. Калеб казался искренне во мне заинтересованным. Я не понимала, что это значит. Или это его хитрый план, чтобы заманивать девушек в постель, или он и правда был настолько хорошим парнем.
Когда я рассказала ему о матери и о том, как она умерла от рака, пока я училась в выпускном классе, я увидела искреннее сочувствие в его глазах. От этого мне захотелось неуютно заерзать в кресле.
– Значит, ты совсем одна, Оливия?
Я отстранилась, услышав его вопрос. Это было больно слышать.
– Да, можно сказать и так, если ты подразумеваешь отсутствие у меня живых родственников.
Я набрала в рот мороженого, чтобы не сказать больше ничего лишнего.
– Ты счастлива? – спросил Калеб.
Странный вопрос. Он спрашивал, плачу ли я все еще по ночам, потому что моя мать мертва? Калеб играл со своей ложкой, невольно брызгая шоколадом на весь стол. Я ответила так честно, как только могла:
– Иногда. А ты – нет?
– Не знаю.
Я взглянула на него с удивлением. Звезда студенческого спорта, красивый, избалованный – как он может быть несчастлив? И даже больше – как он может не знать, счастлив он или нет?
– Что это значит? – спросила я, откладывая ложку в сторону.
Я больше не хотела мороженого. Я больше не хотела быть здесь. Весь этот разговор вызывал у меня тошноту.
– Я еще не знаю, что делает меня счастливым. Наверное, я все еще пытаюсь это выяснить. Я всегда хотел жениться и завести семью – такую, где вы вместе до самой старости, пока у вас не будет целого минивэна внуков.
– Минивэна? – повторила я недоверчиво, подумав об угольно-черном спортивном автомобиле, припаркованном снаружи. – Ты шутишь?
– Я не так плох, как ты думаешь.
Я шутливо ткнула его в плечо.
– Ты не хочешь минивэн – ты хочешь «Порше». Спустя пятнадцать лет после свадьбы ты обменяешь свою жену и минивэн на то, что снова заставит твою кровь мчаться по венам. Ты ужасно избалован.
– Да ладно, – рассмеялся он. – Ты же не досталась мне просто так. Если бы мне пришлось сражаться еще сильнее за то, чтобы привести тебя сюда, я был бы весь в гипсе.
– В любом случае ты написал книгу, а теперь жалуешься на мою рецензию к ней, – вставила я.
– Справедливо. – Он поднял руки, сдаваясь. – Я собираюсь начать писать сиквел, который будет намного менее нарциссичным. Ты прочтешь его?
– Только если ты не давал его читать всем остальным девушкам в колледже.
Он рассмеялся так громко, что несколько посетителей обернулись к нам.
Я задумчиво прожевала еще несколько горстей попкорна. Пока все шло не так ужасно, как я себе представляла. Мне даже было почти весело. Когда я подняла взгляд, обнаружила, что он изучает мое лицо.
– Что? Почему ты на меня так смотришь?
Калеб вздохнул.
– Почему ты так враждебно настроена?
– Слушай, приятель, не думай, что я купилась на всю эту игру в чувствительного парня. Я вижу тебя насквозь.
– Не знал, что «играю в чувствительного парня», – произнес он довольно искренне.
Я вгляделась в его красивое лицо. Его янтарные глаза, казалось, смеялись над всем миром сразу. Морщинки от улыбок в их уголках походили на складки на бумаге.
– Да брось, – сказала я. – Ты приводишь меня в это миленькое место за мороженым, как будто мы в старшей школе. Ты знаешь этого старика по имени. И ты смотришь на меня так… – Я замолчала, не договорив, потому что он нахмурился.