Царь попытался искоренить «явное воровство». Кн. А. Горчаков, управлявший военным министерством, был удален от должности, а его сотрудников, использовавших благодушие начальника для личной наживы, арестовали. Статс-секретарь Молчанов, через которого производились многие неблаговидные дела, был отставлен. Военное министерство было реформировано. Из него выделился Главный штаб, ставший, по сути, центром военного управления; за министерством осталась продовольственная, денежная и счетная части. Штаб возглавил кн. П. М. Волконский, дежурным генералом стал Закревский, военным министром — П. И. Коновницын.
Впечатления вступившего в должность Закревского хорошо показывают, что скрывалось за блестящим фасадом Российской империи тех лет. Чуть ли не на парадной лестнице, недалеко от Зимнего, он застает картину, которая больше всего напоминает впечатления Чичикова от визита к Плюшкину: «При вступлении моем в Должность я нашел Инспекторский департамент в отношении к наружности в том жалком виде, который известен всякому, кто посещал когда-либо бывшую Военную коллегию. В комнатах с грязным полом и с покрытыми паутиною стенами около столов изломанных, изрезанных и замаранных чернилами сидели неопрятно одетые, а инде в рубищах чиновники и писаря на изломанных же, веревками связанных стульях и скамейках, где вместо подушек употреблялись журнальные книги. Большею частию стеклянные и глиняные помадные банки служили чернильницами; полено дров нередко клалось вместо прессара… Под столом и везде на полу валялись кипы бумаг в пыли и беспорядке, а между ними дрова с водою…»
Легко возразить: в конце концов не интерьер Военной коллегии определял состояние русской армии. Конечно. Но мы убедимся в том, что эта картина была типической и по форме, и по содержанию.
В прямом подчинении у Закревского находился, во-первых, инспекторский департамент, во-вторых, аудиториатский департамент, в-третьих, военно-сиротские отделения, и, наконец, корпус фельдъегерей. Внутреннее состояние этих частей вполне соответствовало «наружности». В инспекторском департаменте, например, на 1 января 1816 г. оставалось около 4000 нерешенных дел, в аудиториатском — одних только военно-судных — 237, причем по ним содержались в заключении 413 подсудимых, из которых многие от 3 до 6 лет и более ожидали решения своей участи. Неизвестно было даже, сколько дел рассматривалось и какие, поскольку учета не велось. Начальники на местах постоянно жаловались на нехватку способных аудиторов, т. е. военных юристов, «редкое дело не показывало упущения аудиторов, вообще неопытных»[55]. Правительство не делало ровно ничего для исправления положения, и не только потому, что шла война, но и потому, что военное судопроизводство никогда его всерьез не интересовало.
Словом, работа Закревскому предстояла большая. Уже через два-три года у него начинаются постоянные головные боли от чрезмерных занятий по службе, и он, едва дожив до 30 лет, должен был серьезно лечиться. Однако на своем посту Закревский сделал очень много полезного для русской армии.
Письма Арсения Андреевича Воронцову представляют большой интерес, ибо дают возможность судить о некоторых характерных чертах жизни столицы в 1816–1818 гг. Вот несколько выдержек из этих писем, позволяющих также определить взгляд Закревского на правительственную политику в целом:
«Скажите, где нет беспорядков и злоупотреблений по департаментам комиссариатскому и провиантскому? Сие не скоро в оных искоренить можно, следовательно, не удивляйтесь злоупотреблениям»;
«Не удивляюсь, что министры наши пользе государственной мешали; когда же они сего и не делали?.. Никогда сего они не оставляли и не оставят… Я такое получил наследство по департаментам, мне порученным, что никак не надеюсь оные исправить, при всем моем усердии»;
«Под секретом. Государь… к 15-му сентября желает непременно быть в Варшаве, где намеревается, как говорят, короноваться. Очень нужно!.. Ермолову здесь так наскучило жить без толку, что в отчаянии. Все испытывает в Петербурге министров и разного роду сволочь»;
«У нас все смирно; дела идут по всем министерствам так, как вы слышите. Воровство не уменьшается»;
«У нас всякий день разводные ученья гвардии»;
«У нас кроме ученья ничего нового нет»;
«У нас поселение водворяется, и уже напечатана гр. Аракчеевым первая книжка; бредни препорядочные»;