Н. создал себе образ троцкизма из чтения Троцкого и знакомства с некоторыми троцкистами сегодня. У меня источники шире. Это — чтение стенограмм всех партийных съездов, которые чудом сохранились у меня в доме. Это — рассказы матери, которая была участницей долгих, доскональных и кропотливых дискуссий, которые велись в ВКП(б). Именно в них создался образ троцкизма. Это — прямые дебаты с видными троцкистами из Оксфорда, Сорбонны и других отнюдь не захолустных мест. И, наконец, это опыт испанских коммунистов, испытавших троцкизм на баррикадах. Для начала достаточно. Думаю, если бы я занялся этим глубже, общая картина не изменилась бы. Более того, я согласен с формулой, которую дает троцкизму сам Н., только выводы у нас разные.
Н. пишет: «Если бы меня попросили дать обобщенное определение троцкизма, то я бы сказал, что троцкизм — это марксистское течение, гипертрофирующее универсальные, интернационалистические тенденции в развитии общества и игнорирующее либо недооценивающее традиционные и социокультурные особенности наций и государств. И все!!!».
Н. восклицает «И все!» — какая, мол, мелочь. А я бы сказал: «И этим все сказано!». Ибо именно в том, что троцкизм гипертрофирует универсальное и игнорирует особенное, и таится смерть для России как «особенной». Ничего себе мелочь. Универсальные основы жизни одинаковы в бактерии и в человеке. Но можно ли игнорировать то особенное, что их различает? Например, колонии бактерий не нанести вреда, если ее подвесить на веревке или утопить в воде. А человеку?
Троцкизм — выражение воинствующего и догматического марксизма, губительного для крестьянской России. Н. красноречиво оправдывает: «Аналог Троцкого — не Гришка Отрепьев, а протопоп Аввакум!». Пусть так, но что может быть страшнее тpоцкиста-протопопа Аввакума с маузером в руке, в должности военного министра и официального идеолога!
Н. выдвигает и такой аргумент против того, чтобы вообще поднимать разговор о троцкистах: «Никакие троцкисты не „агенты темных сил“! Замкнутая гонимая секта! Изгои изгоев! Кучка фанатиков, не имеющая никакой поддержки и потому ощетинившаяся против всего мира в своей „сокровенной вере“.
Эту эмоциональную оценку Н. развивает: «Троцкизм всегда был маловлиятельным течением сектантского типа. Его в большей степени, чем какие-либо другие, можно было назвать марксистско-ленинским, но доведенным до крайней степени догматизма и идейной нетерпимости… Газеты и журналы их выходят крошечным тиражом, и говорить, что троцкисты являются агентами „мировой закулисы“ может только параноик».
Я не согласен ни с оценкой, ни с логикой. «Мировая закулиса» — метафора, но вполне понятная. Иное дело — метафора «агент». На мой взгляд, Н. употребляет ее неверно. «Закулиса» вовсе не нанимает «агентов», а гибко использует реально существующие течения — чуть подправляя, чуть помогая или придушая. «Красные бригады» — плоть от плоти итальянского общества, субкультура городских левых. Но ведь «закулиса» в нужный момент помогла оформлению этой субкультуры в организацию. Так что, ребята из «красных бригад» — агенты «мировой закулисы» или нет? Как посмотреть.
Был ли троцкизм маловлиятельным течением? Вовсе нет. Даже удивительно, как ощутимо его влияние на Западе, а оттуда и на нашу интеллигенцию. Я на опыте убедился, что троцкисты — важная часть истеблишмента. В университете Беркли, в Калифорнии, единственный киоск политической литературы — троцкистов. Развернут широко, уверенно. Около него — постоянный полисмен, большая роскошь. Продавцы-агитаторы в майках с символикой.
Ну, это молодежь. Но я был на встрече левых идеологов из шести стран Европы в роскошном зале, с переводом на три языка — полностью господствовали троцкисты. Сказать, побывав там, что это — изгои изгоев, мог бы только параноик. Но Н. там не было, и ему простительно. А я-то был!
Не знаю, каков тираж явно троцкистских газет, но знаю, что дух троцкизма силен именно в главных, широко читаемых изданиях. Год назад вышел фильм английского режиссера Кена Лоха «Земля и воля», и главные газеты Испании ему уделили столько места, что читатель обязан был понять: это эпохальное событие. Фильм — художественный гимн троцкизму. Через образы прекрасных юношей и девушек с трогательной любовью и самопожертвованием. Через образ, за кадром, самого Троцкого — последнего идеального революционера-ленинца, погибшего в схватке с великодержавной Россией. Сам Кен Лох заявил: «Кто пишет историю, тот владеет будущим. Сегодня историю пишем мы». И это — гонимая секта?
А теперь посмотрите, о чем фильм. Когда Франко поднял мятеж, коммунисты заключили с дpугими левыми пакт: «Сначала победа, потом революция». То есть, предложили отложить революционные преобразования ради создания широкого народного фронта против Франко. Но возникла партия троцкистов — «Марксистская объединенная рабочая партия» (ПОУМ), которая мечтала соединить войну с революцией. Об этих романтиках и фильм. Вот их отряд занимает село, расстреливает священника, собирает крестьян на площади и объявляет коллективизацию — организует колхоз. В реальной истории коммунисты, якобы подчиняясь «руке Москвы», потребовали от ПОУМ соблюдать пакт. И 1 мая 1937 г. в Барселоне, в тылу республиканцев ПОУМ поднимает восстание. Происходят жестокие и кровопролитные бои в городе, и мятеж троцкистов подавляют. Один из членов ПОУМ, Оруэлл, потом пишет «антисталинский» роман «1984», с его помощью нас готовили к перестройке.
Раздуть такую шумиху вокруг фильма, который все в истории ставит с ног на голову, гонимая секта не смогла бы. А ведь этот фильм — просто перевод на язык истории Испании того, что мы слышали о нас самих от Волкогонова с Яковлевым. И для меня второстепенно, что в своем классовом подходе они переметнулись на другую сторону баррикады, стали служить не рабочему классу, а капиталу. Главное, что по своему мышлению они — троцкисты. Они «гипертрофируют» якобы универсальные стороны западной цивилизации и «игнорируют» особенности России.
Именно об этом, а не о личных качествах Троцкого я и веду речь. А о связи этой проблемы с призраком юдофобии — в другой раз.
1995
Великодержавный интернационализм
В прошлой статье я изложил аргументы моего критика Н. Он просит не поминать троцкизм. Эти аргументы я отвел по существу. Но вопрос имеет еще одну сторону, ее не обойти. Обвинив меня в том, что я не ленинец, а совсем наоборот, корниловец, Н. объясняет: «Тем более сложно объясняться с Вами мне, еврею по национальности. Вы просто обманываете себя и других. Не желая даже самим себе признаваться в своем национализме и антимарксизме, вы всех коммунистов-интернационалистов (особенно если они евреи), награждаете бранным словом „троцкист“ и тем самым выводите из сферы дискуссии и автоматически зачисляете в стан врагов».
Здесь Н. применяет негодный, но типичный прием: я, мол, так прячу мой национализм, что не только другим его не показываю, но даже себе не желаю в нем признаться. Но Н., мол, меня раскусил, проник в мое подсознание. Салтыков-Щедрин писал об этом приеме: «Вместо обвинения в факте является обвинение в сочувствии — дешево и сердито. Обвинение в факте можно опровергнуть, но как опровергнуть обвинение в „сочувствии“?». Да и как я могу кого-то «вывести из сферы дискуссии»?
Но дело не в том, чтобы мне оправдаться. Важнее, что коммунисту Н. стало трудно разговаривать со мной потому, что он еврей — критику троцкизма он увязывает с русским национализмом. Нам бы надо выяснить, откуда эта тревога, в чем реальная опасность, в чем — мнительность. Н. — один из тех евреев, которые не желают разрушения России, отвергают «курс реформ» и готовы отдать жизнь ради обновленного социализма. А я — не антисемит, могу говорить на эти темы спокойно. Так надо прежде всего нам с Н. и разобраться — нам легче.
Н. вообще считает: «разговоры о сионизме и троцкизме в нынешних условиях — всего лишь эвфемизм, за которым скрыто стремление протащить в ряды оппозиции великодержавные и юдофобские настроения». Как же он, сторонник «объективных законов» и «исторического детерминизма», объясняет это стремление? Имеет ли оно под собой какие-то объективные предпосылки? Или это — необъяснимый продукт загадочной русской души?