Выбрать главу

Вот с того спора и оформилась наука как совершенно новый тип познания — свободного от ценностей, никак не связанного с пользой («Добром»). Знание стало ценностью само по себе. А накопление знания без всякой связи с его пользой стало законной и уважаемой деятельностью («профессией»). Как другой выверт возник близнец ученого, предприниматель-протестант, который накапливал деньги как самоцель, с запретом на наслаждения от их траты.

Наука, которая возникла на Западе, — вещь странная, нигде в других местах ее и следа не было, хотя знаний и умений было побольше, чем в Европе (например, в Китае). Вероятно, мы идем к новой цивилизации, где наука в ее нынешнем смысле прекратится или сильно сократится, но до этого еще далеко, будем говорить об обозримом будущем.

Фигура ученого, который отрешился от проблемы Добра и зла и от вопроса «Как должно быть?», а целиком занялся вопросом «Как есть?», может показаться циничной и даже отвратительной. Критиков науки со времен Галилея было хоть отбавляй, Ю.И.Мухин встал в строй со многими достойными и талантливыми людьми. Но одно несомненно: «знание — сила». Тот народ, который хочет этой силой обладать, должен терпеть у себя науку. Политик, который ее терпеть не может, превратит свой народ в рабочее быдло для тех народов, которые науку терпят. В таком жестоком мире мы живем, а иного пока нет.

Ю.И.Мухин привел в переписке с читателями убийственный аргумент: «Суть спора в том, что Кара-Мурза отстаивает право ученого не приносить пользы обществу». Да, именно так, к чему скрывать. Надо только добавить: только когда общество разрешает некоторым людям добывать просто знание, не заботясь о его полезности для общества, возникает наука — такое коллективное явление, которое в целом (и только в целом) оказывается для общества полезным. И в чистом виде перед ученым вопрос о полезности его результата вообще не стоит — он о нем говорит или из вежливости, или ради маскировки, чтобы делократия не серчала. Когда Фарадей демонстрировал явление электромагнитной индукции (чем забавлялся, кровосос — отклонением магнитной стрелки под действием тока!), одна важная дама его спросила: а какая от этого польза? Он ответил: мадам, а какая польза от новорожденного ребенка? Хотя он-то уже мог предвидеть, что у него в руках электромотор.

Польза от науки («сила») возникает именно когда соединяется множество «бесполезных» частиц знания. Сами ученые это если и не понимают, то чувствуют, как рабочие муравьи. И мало кого из них волнует, что Нобелевскую премию дают тому, кто положил последнюю песчинку, так что целая их куча слепилась в крупное «открытие». Когда семь парней не могли перевернуть упавший воз, а подошел старичок, чуть помог — и воз встал на колеса, — парни на старичка не обижались. Да и он паразитами их не обзывал.

Наука дает силу для «власти над вещами» (над миром). Главное средство для этого — техника, явление совершенно иного рода, нежели наука. Техника возникла вместе с человеком, когда он сделал первый каменный топор. Сотни тысяч лет техника развивалась без науки, и главные ее достижения науки не требовали. Но, конечно, с наукой — за последние 400 лет, — дело пошло быстрее, так что человек с помощью техники уже может уничтожить весь мир. Но путать науку с техникой нельзя, и говорить, что «в СССР было 4 миллиона ученых» — это какое-то завихрение. Кстати, Ю.И.Мухин все поминает каких-то экономистов и философов, но они к науке отношения не имеют. «Общественные науки», дающие знание для «власти над людьми», есть название условное, в науку они не входят, так как их знание не может быть отделено от идеалов. Так же, как и в «гуманитарных науках». Есть в них разделы, близкие к науке (в психологии, лингвистике и т.д.), так что границы размыты, но все же это другой тип познания. Вообще, типов познания много, и наука — лишь один из них, очень необычный. Судите сами.

До науки, следуя Аристотелю, люди изучали тот мир, который был у них перед глазами. Они прекрасно видели, что пушинка падает медленнее, чем камень. Галилей сказал: то, что мы видим, несущественно. Надо изучать мир, который скрыт от глаз. Главное, что пушинка и камень падают с одинаковой скоростью… в пустоте. Как в пустоте? Ведь «природа не терпит пустоты»! И были приложены огромные усилия и деньги, чтобы «произвести пустоту». Казалось бы, какая в ней польза? Никто ведь о вакуумной технике тогда не думал. Но весь Магдебург во главе с курфюрстом вышел за город смотреть на пустоту в «магдебургских полушариях».

Наука — тип познания, изучающего то, что скрыто в вещи. Вещь — лишь оболочка. Под какой оболочкой легче увидеть скрытое — совсем не зависит от полезности самой вещи. Ю.И.Мухин, негодуя на тех, кто «анатомирует вошь или разглядывает свечение паров фосфора», показывает непонимание сути науки. В этом не было бы ничего страшного, если бы непонимание не стало массовым и агрессивным.

Дело усложняется оттого, что непонимание науки резко усиливается (входит в резонанс с реальностью), когда мы говорим о делах «ученых». В них наука тоже скрыта, как законы падения тел в пушинке и камне. Когда академик Сахаров вещает с трибуны парламента, в этом нет и не может быть ни крупицы науки. Здесь он — идеолог и политик, он приплетает авторитет науки незаконно, совершает подлог. Но трудно человеку «анатомировать вошь», прибегать к абстракции, перед ним — Сахаров как единое целое. Насколько массовым было незнание науки в позднем СССР, видно уже из того, что ученых дружно пустили в политику, а она с научным мышлением вообще несовместима (от политика ждут не истины, а пользы). Управлять государством, если на то пошло, должна именно кухарка, а не ученый. Ученый (как ученый) имеет право быть только экспертом.

Почему обо всем этом надо сегодня говорить? Потому, что народ («козлы» — по выражению некоторых СМИ) присматривается к разным политическим течениям и еще никого не выбрал. Пока что мы имеем ситуацию «и то, и это». «Дуэль» выражает и формирует взгляды одного из течений и служит уроком для многих других. Введя в свой лексикон термины «народный академик», «антинародная наука», это течение проводит эксперимент: сплочение через отрицание западной науки. Нечто вроде антинаучного фундаментализма. Как эксперимент это полезно, но для всей политической линии «Дуэли» будет означать, скорее всего, летальный исход. Это будет особенно обидно, если произойдет просто по незнанию.

Быть может, под флагом разоблачения «антинародной науки» можно собрать какое-то количество травмированных тяжелой жизнью людей, но выхода этот флаг не укажет. Да и немного русских он увлечет. Россия потому легче всех иных незападных культур впитала и развила на своей почве европейскую науку, что чужд нам был антиинтеллектуализм. Всегда русским нравилось размышлять, даже слишком. А это — предрасположенность к «бесполезной» науке. И политическое течение, обещающее освободить Россию от этого «паразита», массового энтузиазма, думаю, не вызовет.

1997

Дело Бжезинского — своими руками

Конец века для человечества — как день рождения для человека. Даже самый грубый человек в этот день задумается и взгрустнет о тех ошибках, что он совершил за год, о своих грехах и злых делах. Оглянется назад, подведет что-то вроде итога.

Что же говорить о конце тысячелетия! Это как большой юбилей, когда невольно приходит мысль: а доживу ли до следующего? Тут уж думаешь о детях и внуках — что им оставляю, на какой путь их наставил? Сегодня эти раздумья тяжелы у человечества в целом, а у нас, русских, вдвойне. Мы любили назвать себя «Святая Русь» и дать урок человечеству. И вот, оказались банкротами. По большому счету, а не в частностях. Есть слабое утешение в том, что мы — совестливая точка человечества, и поэтому раньше других это банкротство ощущаем, не хорохоримся. Но это — тоже частность.