- Мать не трогайте. Она не при чём.
- А что тогда?
- Ничего. Я вставать не обязан. Этого в уставе школы не написано. Включайте, если нравится. А мне - нет.
- Устав вспомнил! - Директор опять отошёл в сторону.
И смотрел на Данила уже издали, как на опасного преступника или сумасшедшего.
- То есть, вставать не будешь?
- Нет.
Данил набрался смелости и посмотрел на директора. Старый уже, морщины во весь лоб. Глаза усталые.
- Ты, Данил, ошибаешься очень сильно. - Сказал он. - Под эти слова люди на войну шли и побеждали, и умирали. Родину любить надо.
Данил усмехнулся. Как-то наивно это всё прозвучало - точно советский фильм про следователя Жеглова, который отец часто пересматривал.
Только время сейчас не то, другое - и Данил не понимал, но чувствовал, что не то говорит директор. Не то и не так.
- Я родину люблю, - сказал Данил.
Сказал так же твёрдо и грубо, как Жеглов говорил своё знаменитое: "Вор должен сидеть в тюрьме". Отчеканивая каждое слово.
- А против чего же ты протестуешь тогда?
- Против... - Данил задумался. Он опять не мог сформулировать то, о чём думал уже очень давно. Ещё даже до того, как встретился с Димой. До того, как нашёл эту группу Вконтакте. До того, как пошёл на первый митинг и на первую акцию. До того, как сам поехал раздавать листовки. До всего этого. И вдруг нашёл слово. - Против государства.
- Госудааарства, - протянул директор, - ах, вот оно что! Государство! А что такое государство? Дядя в Кремле? Он?
Директор кивнул на знакомый портрет на стене и сел на своё место во главе длинного стола.
Данил молчал. Он именно так и думал. Дядя в кремле. Он. И отец всегда обвинял этого дядю во всём, что происходило вокруг. Сначала одного. Потом другого. Потом - того, кто висит сейчас в каждом классе. И у директора тоже.
- Я много кого видел. - Сказал директор. - Я в этой школе всю жизни. Мне тут каких только гимнов не включали. И Советский. "Союз нерушимый" слышал?
Данил кивнул.
- Вот. Потом в 90-е годы. Гимн без слов был. Мы его "песня без слов" называли. Теперь вот этот. И под все вставал. Под все. Понимаешь? Под все. - Директор сжал кулак. - Вот оно, государство. Скажет, на войну - пойдёшь. Скажет - сесть. Сядешь. Скажет - встать - встанешь. Вот что такое государство.
Данил смотрел на кулак директора. Он не казался твёрдым или сильным. Но всё равно пугал.
- Я в своё время в Афгане работал. Знаешь, где это?
Данил кивнул.
- В мусульманской школе. Физику вёл. По-русски дети говорили, но жили по своим законам. И ты с ними живёшь. И все их праздники проживаешь вместе с ними. Про Рамодан слышал?
Данил опять кивнул.
- Ну вот. Ночью поел - и весь день от рассвета до заката - ни воды, ни еды. Пост. Хоть ты атеист, хоть ты коммунист, хоть ты кто. А соблюдаешь. Уважаешь. Вот что такое государство. И порядок был. Пятьдесят человек в классе мальчиков - а хоть бы кто пикнул. А у вас что? Один в школу не ходит, другой экзамены покупает, а третий демонстрации устраивает. Это порядок?
- Зато никто не врёт, - сказал Данил, - и не скрывается. И не боится.
- А может, ты - оппозиционер?
Данил вздрогнул от этого слова.
Так вот кто он. Оппозиционер. Он повторил про себя. Он не смог бы его написать - не знал, как точно пишется. Сложное слово. Но он слышал его много раз. Оппозиционер.
Но оппозиционеры - не здесь. Они - в тюрьме, под следствием. Они - вне закона. Как он может быть им?
И всё-таки - неужели - это он.
Оппозиционер.
- А мать тебе не жалко? - директор всё не отпускал Данила.
- А что - мать?
- Ну что - из школы тебя выгонять, из института тоже. Ты, кстати, куда поступаешь?
- Не знаю.
- Значит, в армию пойдёшь. Ну, в армии придётся вставать.
- Вы только насилием всего добиваетесь. Пугаете. Выгонят, армия. Выгоняйте. Я не боюсь.
Директор пристально посмотрел на Данилу.
- Я боюсь, - сказал директор.
- Вы? - тут уже Данил посмотрел на него, - вы-то что?
- Ну как что? А если все так, как ты? Представляешь, что в школе будет? Ты не встанешь, потом весь класс не встанет. Потом вся школа. И начнётся. Сначала ты сядешь, потом Игорь Александрович сядет, потом я сяду. Ты-то станешь мучеником за идею, напишешь в Интернет свой. А я что? Меня как директора куда? На Лубянку? Ты знаешь, что такое Лубянка? Рассказывали вам на истории?
- Рассказывали.
- Ну вот. Мы там с тобой и встретимся. Только ты - добровольно. А я - принудительно. У тебя девочка есть?
Данил молчал.
- И что - она тоже... такая же?
Данил молчал.
- Ну вот. Что же, ты будешь революцию делать, а она с тобой по колониям мотаться?
Данил молчал. Оппозиция. Революция. Колония. Теперь это были другие слова.
Оля.... Про Олю он не подумал. Что мать будет переживать - это понятно. Но Оля. Оля - это другое.
- У тебя вроде отца нет? Одна мать? - спросил директор.
- А какое это имеет значение?
- А что с отцом?
- Умер.
- Пил?
- Нет.
- А мать где работает?
- В журнале написано.
- Можешь и не говорить. Без тебя всё знаю. Денег у тебя немного, живёте одни. Помогать некому. Всё знаю и так. И без журнала. Тебе твои друзья не помогут. Никто им не помог, когда... - директор не договорил.
Но Данил понял - что "когда"... Сам про это шёпотом говорил Диме.
- Иди, Данил, погуляй, подумай. Но чтобы больше не выкидывал этих штук, понял?
Данил встал.
- А знаешь, что смешно, - сказал вдруг директор, - я, когда в Афгане работал, то у них так было. Пятьдесят человек в классе сидят. Но мимо рядов ходит надзиратель с хлыстом. И если кто из них голову поднимет - он его этим хлыстом и лупит. Вот такой порядок. Такое государство. У вас ещё ничего.
Данил ничего не ответил и вышел.
У кабинета уже стояли одноклассники. И среди них Олег.
- Ну что? - спросили все.
- Ничего.
- Родителей вызовут?
- Нет, ничего не будет.
Данил попытался протиснуться сквозь толпу парней.
Все расступились, кроме Олега.
- Ты что, идиот? - сказал он в спину. - Нам экзамены сдавать. Ты нам уроки срываешь. Не дай бог у меня балы будут низкие. Отец сказал - грохнет.
Данил остановился. Олег смотрел прямо на него. Казалось, он его ударит. Но он отступил.
Пятница
(Артём)
По пятницам Артём в школу не ходил. В пятницу и в выходные много работы - и Артём сидел безвылазно в шиномонтаже.
Данил зашёл вместо школы к нему.
- Ты чё не в школе? - спросил Артём.
Данил махнул рукой. Рассказывать про всё не хотелось.
- Может, покурим? - спросил он.
- Пойдём.
Шиномонтаж, где работал Артём, был в самой плохой части района. На окраине - около железнодорожных путей. Обычно там никто никогда не гулял. Иногда оттуда слышался лай собак и ругань. Все - и люди, и звери - выясняли отношения именно там. Шум поездов заглушал всё - и можно было устраивать драки и не бояться, что кто-то увидит или услышит.
Отец рассказывал Даниле, как в 90-е годы здесь собирались компании и делили территорию района. И как отец Олега именно тогда и именно здесь забрал себе одну из качалок, принадлежавших кому-то другому. Как именно забрал - отец не рассказывал. Но было и так понятно. И Данил, когда бывал здесь, с опаской смотрел на холм перед железнодорожной линией - где можно было зарыть всё, что угодно.
- Слушай, - сказал Данил, когда Артём закурил, - у тебя квартиры свободной нет на выходные?
- А тебе зачем?
- Надо.