"Нет, в своём районе не буду. Стрёмно", - подумал Данил.
Спустился в метро, проехал одну станцию - вышел на Достоевской.
Достоевская не такая людная. Данил вышел из метро на Суворовскую площадь, прошёл к Театру российской армии. Большое здание с пятиконечной крышей. Отец говорил, что раньше этот театр назывался Театром советской армии, а ещё раньше - красной. И что во время войны, чтобы укрыть театр от бомб, сшили специальный купол в форме звезды и накрыли крышу театра.
Данил встал у памятника Суворову. Суворов смотрел прямо на театр. И Данил смотрел тоже. Огромная растяжка с рекламой спектакля "ПОЛА НЕГРИ" висела напротив.
В театр стали заходить люди.
"Спектакли начинаются в семь, - подумал Данил. - Сейчас или никогда".
Включил музыку на телефоне, чтобы всё заглушала, чтобы ничего не слышать.
В одном рюкзаке сникерс и Маркс,
"Оборона" и Леннон на поцарапанной R-ке,
Но самое главное - искры в глазах
И этот свет вряд ли быстро померкнет.
Огонь желания лучшего мира,
Агония власти, так надоело,
двести листовок, язык как рапира
И тёмной ночью он шагает на дело.
Под музыку собраться с силами было проще - и он пошёл прямо к людям.
Они брали листовки, привычно не обращая на них внимания, думая, что это реклама спектаклей, какие обычно раздают перед спектаклями.
Люди брали листовки, складывали в сумки, чтобы посмотреть в театре или дома.
"В театре откроют, а там..", - ему было весело от этой мысли, как будто он здорово всех перехитрил.
"А что там?" - вдруг подумал он и замер.
Все эти люди, приехавшие на дорогущий спектакль на машинах, неужели им будет дело до каких-то там листовок?
Данил остановился как поражённый.
Он потратил листовки зря. Никто не захочет их читать. Всё напрасно.
Он хотел уже было забрать свои листовки обратно, отобрать их у людей, которым только что раздал, но было поздно. Все уже зашли внутрь.
От обиды чуть не заплакал. Но взял себя в руки.
И пошёл домой пешком. Мимо гостиницы Славянка и мимо Екатерининского парка - почти бегом от этого театра.
Но он был и горд за себя. Он был совсем один - без Димы - и смог это сделать.
Он точно знал одно - отец бы его поддержал.
Четверг
(Директор)
В школьной раздевалке душно и грязно. Она решётками отделена от коридора - и такое ощущение, будто в тюрьме. Все толкаются, смеются, ругаются. Выясняют отношения. Потом жизнь затихнет на время - но перед первым уроком особенно буйно.
Данил стоит с Олей, загородившись развешанными куртками.
- Ну что, в субботу? - Данил обнимает её.
От волос вкусно пахнет. Мягкие, длинные.
- Давай. Только я на ночь не смогу. Давай днём.
- Давай.
- А где? У меня родители.
- Я что-нибудь придумаю.
Так можно постоять ещё минут пять - потом прозвенит первый звонок, и все побегут.
Данил провожает Олю до её класса.
- В столовой встретимся, - она целует его в щёку.
Данил остаётся в коридоре. Сейчас прозвенит звонок на гимн. Но Данил не хочет идти. Стоять и смотреть на этого президента на стене. После митинга, после акции, после листовок.
Звонок звенит. Данил остаётся в коридоре.
- Бегом в класс, - мимо идёт куратор.
Он каждое утро обходит свои владения.
Данил с ненавистью посмотрел на него, но зашёл в кабинет. Сел.
Зазвучал гимн. Все встали.
Россия - священная наша держава,
Россия - любимая наша страна.
Могучая воля, великая слава -
Твоё достоянье на все времена!
Данил продолжал сидеть. И все постепенно стали смотреть только на него.
Музыка уже давно звучала - а Данил всё сидел, опустив глаза, и смотрел в пол.
От южных морей до полярного края
Раскинулись наши леса и поля.
Одна ты на свете! Одна ты такая -
Хранимая Богом родная земля!
Куратор подошёл к нему.
- В чём дело? Когда звучит гимн - мы встаём.
Данил встал. Куратор отошёл.
"Каждый день встаём как овцы, - думал Данил, - каждый день смотрю на этот портрет. Каждый урок. Хватит".
Президент по-прежнему висел на стене. Такой уже знакомый. Других президентов Данил не знал. Только этого. Данил вдруг подумал, что если бы этот президент вдруг умер, то людям бы ничего не сказали - и он продолжал бы висеть вот так на стенах.
"Может быть, уже давно правит кто-то другой. - Думал Данил. - А он всё висит. И все на него смотрят".
Данил посмотрел на Олега - тот стоял, вытянувшись во весь рост, в бардовом пиджаке.
От этого всего Даниле стало противно.
Музыка оглушала. Она звучала повсюду.
Широкий простор для мечты и для жизни
Грядущие нам открывают года.
Нам силу даёт наша верность Отчизне.
Так было, так есть и так будет всегда!
Данил не знал, что ему делать. И вдруг он сел.
- В чём опять дело? - окрикнул куратор, перебивая музыку. - Быстро встал!
- Нет, - сказал Данил.
- Вставай, - куратор закричал на Данила, но музыка стала громче. Он уже не мог её перекричать.
- Нет.
Куратор слегка коснулся мыском ботинка ног Данилы и хотел было силой поднять его - но это оказалось не просто. Данил не был особенно высоким и сильным, но он был в отца - и природное упрямство всегда делало его несгибаемым. И Данил не встал.
- Так и будешь сидеть?
- Да.
- Тогда поговорим по-другому.
А припев всё звучал и звучал.
Славься, Отечество наше свободное,
Братских народов союз вековой,
Предками данная мудрость народная!
Славься, страна! Мы гордимся тобой!
. . .
На следующем уроке зашёл директор.
Он очень редко появлялся. Только если происходило что-то страшное. Даже мелкие драки обходились без него. Директор был пожилой физик. Уроков он уже давно не вёл - с тех пор, как стал директором. Сейчас в его власти находились все школы района, объединённые в один комплекс, но постоянно он сидел здесь - именно в этой школе проработал всю жизнь.
- Ну и кто здесь устроил сидячую забастовку? - он любил шутить.
Все переглянулись.
Данил молча встал. Он ещё ни разу не был в кабинете директора.
- Сядешь или постоишь? - директор продолжал шутить уже в своём кабинете.
Данил не боялся отчисления или чего-то ещё. Он только не хотел, чтобы звонили матери.
Сел напротив директора.
- И чем тебе гимн не угодил? - спросил он, - музыка не нравится?
- Гимн не при чём. Музыка нормальная.
- А что тогда?
- Ничего.
- Ты, смотрю, не особо разговорчивый.
Директор встал и прошёлся по кабинету. Выглянул в окно.
Данил рассматривал бумаги на столе. Их было море. Приказы, заявления. Всё в таком беспорядке, что удивительно - как он работал.
- Что же тебе не нравится тогда? - спросил директор.
Данил решил молчать, словно он на допросе.
- Будешь молчать - далеко мы не уйдём. Не матери же звонить.
Этого Данил боялся и не хотел.
"Так, наверное, и делают на настоящих допросах, - думал он, - пугают родственниками".
- Всё нравится, - сказал Данил.
- Всё, значит? - переспросил директор.
- Всё.
- И порядки?
- И порядки.
- И президент?
- И президент.
- А что же тогда не встал?
Данил опять молчал.
Директор отошёл от окна и наклонился над Данилом.
- Ты мне брось тут в молчанку играть. Или я спрашиваю или комиссия по делам несовершеннолетних. Слышал о такой? Мать прав лишать будем?