Пока что, на мой взгляд, идеологи левой оппозиции не на высоте этих вопросов. Они по инерции еще ведут агитацию против режима, говорят про всем известные беды. А люди уже ушли вперед. И агитация встречается прохладно не потому, что ей не верят – просто она отвлекает от раздумий более высокого порядка. А кроме того, она блокирует наметившийся диалог с «демократами» – первый за все годы реформы. Это еще очень хрупкая вещь, робкие и почти застенчивые попытки. Впервые антикоммунисты, а их еще немало в интеллигентной аудитории, задают вопросы без подвоха и нахальства, а потому, что хотят понять – куда же это они забрели и что из всего этого выйдет. Они сейчас в меньшинстве, им трудно, и достойны глубокого уважения поразительно деликатные наши люди. Они, уже сильно озлобленные на «демократов», молчаливо подбадривают их и благодарны, когда оратор отвечает им спокойно и по существу.
И еще важная вещь: те, кто поддерживают оппозицию, не задают ей «трудных» вопросов, они с ней заодно. Но эти вопросы-то не исчезли, каждый о них думает. И получается, что, выходя с этими вопросами, «демократы» становятся представителями всех, берут на себя нелегкую роль. Поэтому они – исключительно ценная часть аудитории.
В разговоре с антикоммунистами – а к нему напряженно прислушиваются все – часто делается, на мой взгляд, такая ошибка. Их пытаются убедить логикой. А ведь позиция человека зависит не только от рациональных выводов и логики, но и от сложившихся у каждого из нас идеалов. Раньше, когда общество было охвачено обручами жестко предписанных норм, эти различия не были так заметны. Сейчас обручи сняты, и расхождения вырвались наружу. Многие даже не в состоянии поверить, что нормальные и разумные люди могут мыслить до такой степени иначе, чем они сами, и видят злой умысел.
Об идеалах спорить нет смысла, они не от разума, а от сердца. Льву Толстому казался очевидным идеал братской солидарности и справедливости, никакие логические доводы для этого ему были не нужны. А другому гениальному философу и писателю, Ницше, эти идеалы представлялись не только фальшивыми, но и мерзкими. И спорить с ним было бы бесполезно.
Разумно спорить можно о другом – о том, к каким результатам приведет внедрение тех или иных идеалов в нашу конкретную жизнь. И как нам ужиться с разными идеалами. К нашему горю, пока что мы видим иную картину: человек высказывает свой идеал, а его хотят убедить логикой, да еще со страстью, а то и с руганью.
Вот две главные темы: собственность и СССР. Вспомним, как В.Селюнин излагал символ веры заметной части населения: «Рынок есть священная и неприкосновенная частная собственность. Она, если угодно, самоцель, абсолютная общечеловеческая ценность». Это – язык религиозного фанатика. Ну какой смысл убеждать его, что частная собственность не священна и не абсолютна, что она появилась недавно и канет, как любое историческое явление, когда пройдет ее срок. Это надо говорить тем, кто колеблется, кто не уверовал в эту священную «самоцель». А когда идет диалог, то продуктивнее, считаю, поставить вопрос иначе: сформулировать без карикатуры идеалы двух конфликтующих по этому вопросу частей народа, зафиксировать расхождение как вполне нормальное явление, само по себе не ведущее к драке.
Затем оценить, как делится народ по отношению к идеалам собственности. И тогда изложить все возможные способы разрешить противоречие. Ты веришь в святость частного капитала? Верь на здоровье. Копи себе капитал, но не грабь меня. Будешь грабить, да еще так по-хамски, рано или поздно получишь по зубам, ибо нас больше. А можно ужиться – так-то и так-то. Ясно, что не при режиме Чубайса.
То же об СССР. «Демократы» стремились его развалить, в Москве и Ленинграде большинство даже голосовало против СССР. А теперь им объясняют, какие выгоды давал СССР – ресурсы, инфраструктура и т.п. Бесполезно! Суть – в наличии или отсутствии глубинного, сродни религиозному, державного чувства. Вот, со скрежетом зубовным, вывод социологов-«демократов» в 1991 г.: «державное сознание в той или иной мере присуще подавляющей массе населения страны, и не только русскоязычного», это «комплекс превосходства обитателей и обывателей великой державы, десятилетиями культивируемый и уходящий в глубь традиций Российской империи». По их расчетам, вместе с носителями «тоталитарного сознания» (30-35% населения) державное сознание характерно для 82-90% советских людей.
Отсюда и надо исходить. Ты ненавидишь державность? На здоровье. Но не забудь, что ты входишь в 8-10% населения. Так что, если ты демократ, будь добр уважать волю большинства (или уезжай в Люксембург). А если ты из породы тиранов и надеешься обмануть или подавить 9/10 народа, то ведешь дело к большой беде.
Таких вопросов, в которых мы по привычке пытаемся убедить противника, считая, что «товарищ не понимает», в то время как имеем конфликт идеалов, немного. Но все они фундаментальны. Хорошо бы нам в ходе выборов обменяться по ним мнением.
1995
Кто контролирует настоящее?
На мои статьи дана критика «слева» – от Бориса Славина и от Ричарда Косолапова. Поругали они меня как типичные профессора истмата – любя и огорчаясь моей наивности (правда, Славин пригрозил, что вычеркнет меня из левых идеологов, а Косолапов объявил, что я уже «подорвался на заминированной теории»). Критика вышла политическая, а не по сути. Пусть читатель возьмет мои статьи, отметит на полях мои тезисы – они все ясны – и приложит к каждому контртезис моих критиков. Многие мои тезисы искажены, и от спора по ним авторы ушли (много и передержек). Благо, что авторы, хоть и туманно, выразили свое несогласие в главном и свои установки. Можно заострить, в сжатой форме, суть расхождений. Сначала по методологии.
Авторы считают, что кризиса теории в марксизме нет, а наши беды оттого, что от теории отклонялись. Запад же действует «буквально по Марксу», и вот смотри, как здорово живут – «построили хрущевский, то есть потребительский, „коммунизм“ для своих граждан».
Это неверно. США не живут по Марксу, если учитывать идеалы как часть учения Маркса. Просто дело в том, что марксизм – одна из теорий и идеологий индустриализма, то есть западного классового общества. Уже поэтому марксизм переживает кризис, так как исходит из устаревшей картины мира (бесконечность и неисчерпаемость ресурсов) и антиэкологичной концепции прогресса. Это – кризис фундаментальный.
Я утверждал, что марксизм, вскрывший «физиологию» западного рыночного общества, плохо описывал общество России. Подгонка нашей реальности под догмы марксизма, в чем сам Маркс не виноват, приводила к тяжелым травмам. Сегодня такая подгонка просто оставляет нас без теории. Ленин, как прагматик, подправил марксизм в России, а Сталин вообще исходил из здравого смысла. Он не видел опасности в том, что людям пудрили мозги «общепринятыми в обществоведении понятиями». Чаянов поставил под сомнение политэкономию в целом (и был прав), а ортодоксы марксизма поставили его к стенке. Жуя шелуху политэкономии, наши спецы даже не поняли, какой удар по хозяйству нанес Горбачев, разрешив обналичивание фиктивных безналичных денег. А ведь это «деньги – товар – деньги» – понятия марксизма. Славин и сегодня не велит подвергать эти понятия сомнению. Я подвергаю. Значит ли это, что я «с удивительным упорством стараюсь откусить у себя лучшую часть интеллекта – марксистско-ленинское учение»? Нисколько. Я даже худшие части откусывать не собираюсь – ни у себя, ни у Косолапова, ни, Боже упаси, у Славина.
Славин заменяет структурный анализ явлений делением на «плохих и хороших». Были хорошие «левые», «подлинные» революционеры. А были «леваки», «бесы» – они метали бомбы в чиновников и расказачивали моего деда. Так это – псевдореволюционеры, все очень просто, тут для Славина проблем нет. И это – понятия, которые нельзя трогать?
Славин утверждает, что «со времен Французской революции „левые“ всегда защищали интересы „низов, трудящихся“. Это неверно. „Левые“ всегда использовали борьбу „низов“, чтобы подорвать существующий строй („пролетариат борется – буржуазия крадется к власти“). Придя к власти, якобинцы отняли у крестьян общинные земли и передали буржуазии, а крестьянское недовольство потопили в крови. Те, кто поверил в „свободу, равенство и братство“ и стал требовать равенства социального, пошли на гильотину.